Меня не проведешь - Марина Серова

Неужели в той проклятущей машине сидел сам Чернецов?!

* * *

Алина стояла перед картиной уже полчаса, пытаясь определить, кому принадлежит этот силуэт. Она всматривалась в него, злясь, что никто не может помочь ей уловить ускользающее сходство. Она где-то видела этого человека, видела не раз и знает его, ей казалось, что вот-вот, сейчас, еще мгновение — и она ухватит за хвост ускользающую нить.

От долгого напряжения начали болеть уставшие глаза. Но Алина не отрывала их от силуэта, пытаясь заставить его открыть свою тайну.

Если бы вы спросили ее, с чего, собственно, она решила, что человек на картине имеет отношение к убийству ее возлюбленного, она бы искренне удивилась. Алина была убеждена, что на картине изображен убийца. Поэтому она упорно продолжала смотреть в его размытый лик, с единственным желанием, оставшимся у нее, — найти его и отомстить…

* * *

Я заметила ее сразу. Тоненькая и прямая, она стояла напротив картины, внимательно вглядываясь в нее, как будто пытаясь что-то понять. Она была так поглощена этим, что не замечала никого вокруг себя. С ней здоровались — она тихо и равнодушно отвечала и продолжала созерцать картину, отрешенная от всего. Я догадалась, что ее интересует то же, что и меня. Она, как и я, пыталась узнать того, кто последние дни преследовал Полянова, а Полянов воплотил свой страх в этой одинокой, зловещей фигуре.

Я рискнула подойти и тихонько тронула ее за плечо. Она вздрогнула, будто мое прикосновение заставило ее проснуться, и обернулась.

— Это вы… — сказала она тихо, — у меня было предчувствие, что я вас здесь встречу…

В ее голосе не было обиды и злости. Просто обреченная на вечное одиночество усталость…

Я не знала, с чего начать разговор. Но она удивила меня, начав его сама.

— Иногда, — сказала она, — художник бессознательно придает своему страху черты определенного человека… — Она сказала это отрешенно, скорее в никуда, чем конкретно мне. Я кивнула. — Знаете, Таня, как называется эта картина?

Я помотала головой. Почему-то мне казалось, что, если я скажу хоть слово, она развернется и уйдет. Или съежится и замолчит. И неизвестно, что хуже.

— Эта работа — последняя. Он закончил ее за день до своей гибели. А называется она «Предчувствие»…

Остановив глубоким вздохом возникающие слезы, она на мгновение замолчала.

— Значит, вы тоже… — рискнула сказать я, воспользовавшись паузой.

— Что? — вскинула она на меня удивленные глаза.

— Пытаетесь понять, чей это силуэт, — задумчиво сказала я, — у меня такое ощущение, что я знаю этого человека, но никак не могу вспомнить, кто он…

— Может быть, это просто наше внутреннее зло? — предположила она.

— Вряд ли, — пожала я плечами, — мне кажется, Михаил чувствовал исходящую от кого-то угрозу и попытался таким образом защититься. Но потом он сам испугался собственного страха и решил победить его, стерев черты человека, от которого она исходила… Как в стихотворении: «Сотри случайные черты — и ты увидишь, мир прекрасен…» Наверно, он надеялся, что ему удастся снова сделать мир вокруг себя прекрасным.

Я посмотрела на нее. Она плакала. По ее тонкому лицу катились слезы. Мне стало страшно, что мои откровения привели к такому результату. Я была готова откусить себе язык. Но она посмотрела на меня с благодарностью и, тихонько пожав мне руку, шепнула сквозь слезы:

— Спасибо…

С этими словами она стремительно направилась к выходу.

* * *

Мне тоже было пора уходить. Все равно мне не удастся сейчас понять, чье это лицо. Наверно, придется прийти сюда еще раз. И на сто процентов я была уверена, что снова встречу у этой картины Алину. Сейчас я, увы, ничем не могла помочь ни ей, ни себе. Поэтому я вышла из музея в душный августовский день, готовый разразиться грозой.

* * *

К сожалению, Елена была обязана прийти на открытие выставки. Прекрасно зная, как ее ненавидят все эти рожи, она не могла не насладиться хотя бы маленьким триумфом. В конце концов, пусть считают ее идиоткой… и кем там еще… Она вошла в выставочный зал, преисполненная сознанием собственного достоинства. Если бы не скорбный повод, по которому эта выставка состоялась, она бы позволила себе гордую улыбку. Но, увы, сейчас улыбка была не к месту. Поэтому ее лицо хранило печать горькой утраты, но вот глаза… Глаза Елены не могли скрыть торжества. Потому что все они — те, кто считал ее наглой выскочкой, — восхищались ее мужем. Человеком, который принадлежал ей.

Она печально улыбалась, здороваясь с ними, злорадно подмечая, как одни поджимают губы, а другие отворачиваются.

К сожалению, Елена в искусстве ничего не понимала, поэтому она даже не могла понять, чем восхищаются эти надутые индюки.

Конечно, ей безумно понравились его стеклянные безделушки, но чего все толпятся возле его картин… Серые и непонятные, они ее не волновали. Тем не менее она делала вид, что ей интересно. Она подолгу стояла у какой-нибудь из них, ничегошеньки не понимая, но сохраняя на лице печать задумчивости и восхищения.

Около одной из картин толпилось народу больше всего. Она подошла. Картина называлась «Предчувствие», и от нее на Елену пахнуло кладбищем. Елена даже поежилась от холода. Странно, но она ей понравилась. Почему-то она именно сейчас поняла, что ее недоумок Мишка, оказывается, был действительно потрясающе талантлив. Удивленная своим открытием, она застыла перед страшной работой. Особенно ее внимание привлек силуэт человека на картине.

Всмотревшись в него, она вскрикнула. Сходство было поразительным. Елена узнала его сразу. Она даже прижала к губам руку, чтобы не закричать. Ей стало страшно. Очень захотелось убежать, но ноги стали тяжелыми, и она не могла ими двинуть, как будто их приковали к месту.

Внутри Елены происходило нечто странное. Конечно, можно было сразу побежать в милицию — но кто ей поверит? Арестовать человека на основании того, что ей показалось, будто силуэт на картине на него похож? Может быть, ей вообще все это померещилось…

Нет, нет… Елена осторожно, со всей силы сдерживая дрожь, попыталась двинуться с места. Кажется, шок прошел, и ноги получили свободу.

Побледневшая и поникшая, она направилась к выходу.

«Сейчас я приду домой, — сказала она себе, — и не буду отвечать ни на чьи звонки…» Она отнюдь не была уверена, что это — лучший выход, но сейчас иного выбора перед ней не было.

Вошедший человек заставил ее побледнеть еще больше. Она попыталась справиться с собой. Даже выдавила улыбку, когда он подошел к ней.

— Здравствуй, — сказал он.

Елена почувствовала противную холодную струйку пота между лопаток. Она позволила ему чмокнуть себя в щеку.

— Уже осмотрела? — поинтересовался он как ни в чем не бывало.

Она кивнула. Он посмотрел на нее недоуменно. Обычно Елена трещала без умолку. Теперь она как воды в рот набрала.