Лучано - Ева Уиннерс

запястье, вытягивая спину. Я сузил взгляд. Это было то, что делала Грейс.

Водитель переключил передачу в режим движения.

— Стой, — приказал я ему.

Женщина совершенно не обращала внимания на кого-либо, кроме своей подруги, разговаривавшей с ней. Слова итальянки с сильным акцентом прозвучали, ее руки были подняты вверх. Я понятия не имел, что она сказала, но юная бегунья откинула голову назад, и мелодичный смех донесся до меня с морским ароматным бризом. И мое сердце замерло.

— Что такое, Лучиано? — спросил Массимо.

— Подожди, — сказал я ему.

Я ждал от нее еще звука. Мне просто нужно было услышать слово, слетевшее с этих губ, услышать ее голос, и я бы знал это наверняка.

Мы с Массимо сидели в машине посреди дороги возле магазина мороженого, но, похоже, никого это не волновало. Это место было настолько маленьким, что не было даже необходимости в машине.

Еще один мелодичный смех.

— Мама, мама, — до меня донесся детский голос, но я не сводил глаз с женщины. Я отказывалась моргать, опасаясь пропустить подсказку. Как будто это была ситуация жизни и смерти.

Женщина повернула голову в сторону голоса маленького мальчика, и тогда я увидел ее. Эта светлая кремовая кожа с легким загаром и сочными губами, изогнутыми от счастья.

— Эй, малыш, — воскликнула она и побежала к маленькому мальчику, на ее прекрасном лице расплылась широкая улыбка. Ее профиль, ее рот, этот нос. Черт, это была она.

— Это она, — мой голос напрягся. Черт, возможно, оно тоже на секунду вздрогнуло, но я не сводил глаз с ее формы. Теперь я ни за что не мог выпустить ее из поля зрения. Она покрасила свои рыже-рыжие волосы в насыщенный коричневый цвет. Мне это не понравилось. Уберите это, я ненавидел этот цвет. Но ее голос, ее улыбка, ее лицо… все они были здесь.

Она выглядела сияющей, счастливой. Улыбка на ее губах была той самой, которую она подарила мне. Раньше она так улыбалась только мне. Но не больше. В несколько быстрых шагов она оказалась рядом с мальчиком и подняла его в воздух, а он радостно хихикал, широко раскинув руки.

— Мама, — завизжал он. Мальчику было не больше трех, а может и двух.

Гнев и горечь нарастали во мне. Я никогда не чувствовал такой ненависти. И я чертовски ненавидел ее дядю. Ненавидела свою семью. Но это было другое, даже более личное. Это была ненависть, смешанная с сожалением, и еще одно чувство, которое я не хотел анализировать.

До нас донесся счастливый смех Грейс. Все смотрели на них, улыбаясь. Они все знали ее. На маленьком мальчике была пляжная шляпа, скрывающая его лицо от моего взгляда. Мне было интересно, похож ли он на свою мать, имел ли он ее глаза. Мне с неохотой пришлось признать, что моя жена сейчас стала еще красивее, чем тогда, когда я ее встретил. Наивная и напуганная молодая женщина, которой едва исполнился двадцать один год, ушла, и на ее месте появилась красивая женщина, от которой захватывало дух. А я все еще хотел ее, даже видя ее с ребенком от другого мужчины. Она была нужна мне, как кислород, которым я дышал.

Что ж, мне придется задушить эту потребность! Любыми средствами.

— Эй, женщина. Я тоже хочу такого счастливого приветствия, — я узнал ее лучшую подругу; она тоже сменила прическу.

Грейс тихо рассмеялась. — Оууу, Элла. Я скучала по тебе, детка, — раздался взрыв смеха, доносимый бризом, смешиваясь с океанскими волнами.

Все трое выглядели счастливыми. По-настоящему счастливы.

В моей памяти вспоминается тот последний раз, когда я видел, как моя жена играла на повторе. Выражение окончательности в ее глазах, когда я нажал на курок и отослал ее прочь. Похоже, она чертовски быстро справилась с этим.

— Кто хочет пойти на пляж? — дразнил мягкий голос Грейс. Это было даже мягче, чем я помнил. Ее счастливый смех смешивался со звуками волн и запахом морской соли, доносившимся на ветру. Это всегда будет напоминать мне о моей горечи и утрате.

— Я, я, — мальчик просиял. — Мама, поставь меня.

— Сначала мои поцелуи, — она осыпала поцелуями живот мальчика, и он шевелился. Это было похоже на то, как будто тебя снова и снова кололи, в самой сладкой агонии.

— Мама, пожалуйста, — потребовал он, хихикая.

— Маленький мальчик властный, — крикнул моей жене владелец магазина мороженого с широкой улыбкой. — Должно быть, он похож на своего папу.

Грейс взглянула в сторону старика и улыбнулась. — Нет, он лучше, чем его папа.

Кто отец мальчика?

Мальчик положил свои пухлые руки на лицо Грейс, и она поцеловала его ладони по одной.

— Джелато, — потребовал он.

— Он превращается в итальянца, — подошла к ним обоим Элла, ее лучшая подруга, когда Грейс поставила мальчика на ноги. — Он говорит больше по-итальянски, чем по-английски.

Грейс усмехнулась. — Кажется уместным, поскольку мы находимся в Италии. Давай, Элла. Пойдем за мороженым.

Элла застонала. — Ух, и ты тоже.

Грейс счастливо рассмеялась. — Не волнуйся. Это одно из немногих слов, которые я знаю, — она перевела взгляд на сына. — Итак, мороженое, а затем спиаджа? — Грейс игриво толкнула подругу плечом, произнося слово пляж по-итальянски.

Я вышел из автомобиля. Массимо прямо за мной. Я шагнул вперед; Массимо твердо стоял позади меня. С каждым шагом я приближался к жене, волнение и гнев смешались в моей крови.

— Приятно видеть тебя здесь, жена, — поприветствовал я ее холодным голосом.

Ее глаза, еще больше и глубже, чем я их помнил, испуганно уставились на меня. На самом деле, «испуганно» — слишком мягкое слово. Я напугал ее до смерти. Ее глаза расширились от страха, и она побледнела, пока я не подумал, что она потеряет сознание. Мы смотрели друг на друга, ее губы слегка приоткрылись, но слов не было. Ее глаза забегали по сторонам, дыхание участилось, все признаки ее счастья исчезли.

Секунды превращались в минуты, звуки волн, разбивающихся о берег, символически отражали все более подавленное выражение ее лица.

Ее сын, как меня раздражала даже мысль о том, что у нее есть чей-то сын, начал плакать, и именно это наконец вывело ее из ступора.

Она быстро повернулась к нему и начала ворковать с ним. — Шшш, все в порядке.

Ее глаза вернулись ко мне, наблюдая за мной с настороженным выражением лица. Она подняла мальчика с земли и усадила его себе на бедро.

— Разве я даже не поздоровался, жена? — я издевался над ней.

Она сжала губы в тонкую линию, ее глаза потемнели. Ее фиолетовые глаза всегда были ее индикатором. Она не могла скрыть