Любимая женщина маньяка - Марина Серова

Сам зал располагался в очень удачном месте, практически в центре города, в большом и светлом здании бывшего ДК какого-то предприятия. Здание давно сдавалось в аренду, полностью или частями, под выставки или лекции и даже тематические ярмарки.

Мы с Татьяной проводили там целые дни напролет, ибо моя подопечная не собиралась пускать на самотек ни один вопрос, от ее внимания не ускользала ни единая мелочь. Устроители надеялись на большое количество посетителей и рассчитывали на успех. Татьяна нервничала и переживала по поводу всего и сразу: по поводу своей готовности, качества освещения залов, расположения картин, даты открытия, результативности проведенной рекламной кампании. А также о том, как публика воспримет ее работы, и вообще, пойдет ли, ведь в этот раз будут представлены картины лишь одного автора, что всегда предполагает дополнительный риск.

И в конце концов нервы у моей подопечной накалились до предела. Думаю, Татьяна больше всего переживала о том, как посетители воспримут ее работы. Ждала момента, когда будет представлена широкой публике, и одновременно страшилась его. Так любой творческий человек ждет критики, но боится услышать о себе и своих работах негативный отзыв.

Я ждала дня выставки с нетерпением, смешанным с настороженностью. В успехе этого мероприятия я как раз не сомневалась ни секунды. Рекламную кампанию устроители провели масштабную. По всему городу висели яркие плакаты, были поданы объявления в газеты, и диджеи местных радиостанций приглашали всех желающих посетить выставку и всячески рекламировали культурное мероприятие в лучшее эфирное время. То есть дело было за малым: хорошей явкой посетителей. А в том, что люди, глядя на работы Татьяны, не останутся равнодушными, я была полностью уверена.

Что касается моего расследования, во время работы выставки я рассчитывала на его новый виток. Ведь если мы имеем дело с почитателем с нестабильной психикой или недоброжелателем любого рода, такое важное и масштабное событие обязательно привлечет его внимание. Тоже не оставит равнодушным, так сказать. И сама выставка, и ажиотаж, раздутый вокруг нее устроителями, а потом и прессой, подвигнут преследователя на дальнейшие действия. И наоборот. Если он никак не проявит себя, значит, и преследователя никакого нет, и все презенты подарены Татьяне поклонниками. Записки принадлежат перу людей со своеобразным чувством юмора, а цветы с траурной лентой отправила Лиза Брянцева, обиженная на коллег по танцевальному коллективу и Татьяну конкретно.

Наконец этот день настал. Открытие выставки должно было состояться в обеденное время. Начать планировали с небольшого торжественного собрания, на котором собирались выступить устроители, а потом должна была сказать несколько слов сама Татьяна. Накануне моя подопечная весь вечер писала речь, но даже с моей помощью больше дюжины предложений написать ей не удалось. Я полагала, что краткость — сестра таланта и не стоит томить гостей долгими и нудными речами. Татьяна переживала, что слишком короткий спич сильно нарушит регламент, и снова нервничала. Она так сильно переживала, что уговорила меня остаться ночевать в ее квартире.

Разумеется, я не стала сообщать подопечной все свои соображения, но полагала, что от ее фанатов накануне столь важного события можно ожидать чего угодно, и я сама предпочла бы находиться сейчас поблизости. Так что легкая нервозность Татьяны даже была мне на пользу.

Сегодня я проснулась чуть раньше обычного времени. Чтобы не оставлять подопечную одну, решила отменить бег и ограничиться лишь упражнениями из боевого карате и йоги да упражнениями на растяжку. После занятий приняла душ, оделась в домашний костюм и вышла на кухню. Я собиралась сделать Татьяне небольшой сюрприз и приготовить для нее легкий завтрак.

Подопечная, стоя на коленях, копалась в недрах нижнего кухонного шкафа, и со стороны казалось, что она собирается освободить в нем немного места, чтобы влезть внутрь не только головой и плечами, но и всем телом. Чтобы спрятаться сразу от всего на свете. От переживаний, церемонии открытия предстоящей выставки и, главное, рецензий на нее и критиков. И делала она это столь увлеченно, что не услышала ни моих шагов, ни деликатного покашливания.

— Доброе утро. Ты давно проснулась?

— Женя! — Татьяна дернулась всем телом, стукнулась головой о внутреннюю стенку шкафа и наконец вылезла из него. Потом уселась на полу, потирая ушибленное место.

— Нужно лед приложить, как бы шишка не вскочила. — Я метнулась к морозильнику, достала несколько кубиков льда, завернула в полотенце и протянула подруге: — Вот, приложи.

— Тебе кто-нибудь говорил, что двигаешься ты совершенно бесшумно, как настоящий ниндзя?

— Конечно, и не раз говорили, — совершенно серьезно кивнула я.

— Наверное, на работе? Где-нибудь на заданиях, да?! — Татьяна тут же напустила в глаза мечтательного тумана.

— Нет. Дома, тетя Мила, — хохотнула я, — тетушка постоянно пугается, когда считает, что одна в комнате, и вдруг обнаруживает в ней и меня. Сердится и регулярно грозится повесить мне на шею большой колокольчик, как буренке.

— Боже, Женя, ты и тогда будешь походить разве что на большую хищную кошку. — Татьяна изящно поднялась с пола и уселась на табурет, держа лед на ушибленном месте.

— Ты что в шкафу искала-то? Может, помочь?

— Пыталась найти пузырек с валерьянкой. Я сама лекарства не пью почти и дома держу обычно пару таблеток аспирина, не больше. Но помнится, для мамы как-то покупала. И кажется, поила ее тут. Вот, теперь найти пыталась. Хотела осушить половинку пузыречка.

— Что, так сильно нервничаешь? — рассмеялась я. — От такой дозы в сон клонить станет, непременно.

— Зато страшно не будет совершенно точно. Помню, я как-то в школе перед экзаменами нервничала дико. Просто руки тряслись! И давай у девчонок валерьянку в таблетках стрелять. Выпила парочку — не берет, выпила еще — эффект нулевой. Я снова добавила. И так в итоге напилась препарата, что на самом экзамене буквально засыпать начала. Я ведь тогда еще не знала, что валерьянка в таблетках обычно действует накопительно и быстро поможет, только если принимаешь ее регулярно. Впрочем, мы все, дети, тогда этого не знали.

— И что в итоге было дальше?

— Да я знала весь материал буквально назубок. Училась-то хорошо всегда. И учителя наши тоже об этом знали. Так что сдала я эту математику на «пять», никуда не делась. И бояться так не стоило, разумеется.

— И сейчас ты снова переживаешь? Будто перед экзаменом?

— Что ты, Женя, это просто небо и земля! Сейчас я переживаю гораздо, гораздо сильнее!

— На самом деле это все субъективное восприятие.

— Что ты имеешь в виду?

— Смотри, если бы сейчас ты могла сесть в машину времени, вернуться назад, в школьные годы, и поговорить с собой, стоящей перед дверью экзаменационного кабинета, ты бы сказала практически те же самые слова. Что переживаешь очень сильно, как никогда раньше, ибо это испытание самое страшное в жизни. А теперь, когда то испытание позади, ты понимаешь, что на самом деле была к нему готова и так бояться не стоило вовсе.