Всемирный экспресс. Поезд ночных теней - Анка Штурм

– Я не мог по-другому, – оправдываясь, сказал Касим тоном, в котором бахвальство смешалось со стыдом. Когда он выуживал фигурку из тарелки Пегс, пальцы его нервно дрожали. – Ты только взгляни на него! Это же Дал Рахенснаф в карманном формате! Самый крутой производитель сладостей в мире! – Он вытер фигурку своей салфеткой и посадил её себе на левое плечо, где она удерживала равновесие, подёргивая пёстрыми шарнирами.

Лицо Пегс помрачнело.

– Ты идиот! – заключила она и, взяв свою тарелку с остатками супа, понесла её к стойке самообслуживания.

– Зато ты шибко благородная! – крикнул Касим ей вслед.

Флинн усомнилась, что Пегс это раздосадует. Благородство – не то качество, которого стоит стыдиться.

Как и всегда воскресными вечерами, Даниэль в столовой раздавал почту. Пегс забрала у него большой пёстрый пакет и прошуршала мимо Флинн и Касима к выходу.

Флинн наблюдала, как Даниэль передал пачку писем Обри Бейкер.

– А нам опять ничего, – вздохнула она.

Мини-Рахенснаф, вскарабкавшись по синим волосам Касима к нему на голову, металлическим голоском пропищал: «Мой дом – моя крепость».

– Заткнись, – пробормотал Касим. Флинн не поняла, к кому он обращается – к фарфоровой фигурке или к ней. Она безучастно поразмешивала сметану в супе, а затем тоже отнесла тарелку на стойку.

Большинство павлинов пребывали в это воскресенье в хорошем настроении. В комнате отдыха и в коридорах спальных вагонов перебрасывались шутками об утренней прогулке и спорили, будут ли занятия у миссис Штейнман лучше, чем у мадам Флорет. Над всем этим розовыми воздушными шариками парили в воздухе гигантские пузыри новейшей жвачки Рахенснафа.

Флинн, не останавливаясь, неслась по составу. Без Пегс и Касима она чувствовала себя среди старших учеников неуверенно. Внезапно она осознала, что не наберётся и десятка павлинов, кого она знает по именам. Как же она сможет расспросить кого-то о Йонте?!

Наконец остановившись на одном из соединительных мостиков, Флинн перевела дух. Такой вечер она бы с радостью провела у Фёдора, но путь на склад казался чужим, а сама идея – очень глупой.

Флинн собралась было через учебные вагоны вернуться назад в комнату отдыха, но в эту минуту дверь вагона, где проходили занятия по героизму, открылась и на соединительный мостик к Флинн вышел кто-то большой. Этот кто-то нёс в руках кипу книг в человеческий рост, и Флинн не сразу поняла, что за книгами скрывается миссис Штейнман.

– Тигрик! – взревела она, когда Флинн, отшатнувшись, влетела в железные поручни. Металл холодом ожёг ей спину.

– Что вам от меня нужно? – спросила Флинн испуганно и в то же время храбро. Она почувствовала, как участился пульс. Наедине с миссис Штейнман ей было некомфортно: новая учительница напоминала Кёрли с его орлиным взглядом.

– Ты тигрик, – громко повторила миссис Штейнман. Её голос заглушал даже перестук колёс и скрежет железных шарниров. – Тебе не следует тратить время зря! Тебе нужно учиться!

Приблизившись к Флинн, она всучила ей кипу книг. Там было так много тяжёлых томов, что Флинн чуть не осела под этим грузом. В нос ей ударил запах старой бумаги и пыли. Очевидно, миссис Штейнман не знала, что библиотечные книги из вагона выносить нельзя – или ей было наплевать.

– Что значит «учиться»? Сегодня же воскресенье! – возразила Флинн. Кипа была такой высокой, что ей, чтобы увидеть миссис Штейнман, приходилось выглядывать из-за книг сбоку. – Ваш урок только завтра!

Миссис Штейнман, в точности как Кёрли, неодобрительно разглядывая Флинн, пробурчала что-то нечленораздельное.

– Тигрик не знает, что такое воскресенье, – провозгласила она и подтолкнула Флинн в направлении паровоза. – Или у тебя есть более увлекательное занятие? – Она фыркнула, словно в этой мысли было что-то забавное, и Флинн ощущала спиной сильную руку, немилосердно толкающую её идти дальше.

В дверях вагона-библиотеки Флинн споткнулась, и гора книг у неё в руках опасно зашаталась. От встречного ветра верхняя книга веером раскрылась, зашуршав, словно рассказчик, нашёптывающий какие-то тайны. Сгрузив тяжёлые книги на первый попавшийся стол, где нашлось достаточно места для такого количества, Флинн в панике оглянулась на миссис Штейнман. Но железная дверь за той уже захлопнулась, и учительница опять исчезла в вагоне героизма.

Несколько секунд Флинн лишь во все глаза смотрела то на железную дверь, то на книги. Почувствовав, что пульс успокаивается, она вздохнула. «И почему все преподавательницы героизма так меня не любят?» – с досадой думала она.

Флинн взглянула на умиротворяюще блестевшие книжные полки. В вагоне стояла такая тишина, что она слышала, как ей на плечи оседают пыль и надежда.

Её манили тысячи историй, тысячи жизней – и действительно, ничего лучшего в планах у Флинн всё равно не было. При свете зелёной настольной лампы она вскоре с головой ушла в увлекательные истории, пугающие цифры и устрашающие картинки. Миссис Штейнман отобрала для неё преимущественно биографии людей, выпускные фотографии которых висели в спальных вагонах. Но в этой куче книг нашлись и жизнеописания некоторых знаменитых магических технологов: книги о Луисе Шварцкопфе, Аде Лавлейс и Гемфри Дэви – изобретателе лампы Гемфри, стоящей в кабинете Даниэля.

«Так значит, он исследовал веселящий газ», – выяснила Флинн, тщательно изучив страницы его биографии. Надо признать, он и правда на всех фотографиях улыбался.

– Он и ещё кое-что сделал. В первую очередь создал очень нужную шахтёрскую лампу, – раздался вялый голос из другого конца вагона. – Он был одним из самых выдающихся тинкеров всех времён.

Флинн, опешив, вскинула голову. В библиотеке был ещё только один павлин: в самом конце вагона за столом сидел Стуре Аной, глядя своими светлыми глазами в её сторону.

– А почему ты не учишься там? – вдруг без всякой связи спросила Флинн. – Ну, ты понимаешь… в Медном замке. Ты же собираешься… создавать всякое-разное – разве нет? Стать тинкером.

Пегс рассказывала ей, что все сделанные на основе магических технологий штуковины, которые продаются у «Тимоти и Никс», изобрели так называемые тинкеры. Исчезла магическая сила или нет – хоть на свете и не осталось больше никого, кто мог бы наколдовать что-то одним щелчком пальцев или создать зверей-призраков, но магия по-прежнему витала в воздухе. Нужно было только научиться её извлекать.

Стуре же, напротив, ничего не извлекал. По мнению Флинн, ему просто нравилось делать вид.

Стуре нахмурился, словно она задела его больное место.

– Я могу гораздо больше, чем какой-то тинкер, – пробормотал он и снова сосредоточенно склонился над книгой в белом льняном переплёте. Флинн смотрела на него, но он больше не поднимал глаз. Его короткие чёрные волосы поблёскивали при мигающем свете настольных ламп.

– Не понимаю, почему все всегда хотят быть более значительными, – прошептала Флинн. Ей хотелось жить во Всемирном экспрессе, это да – но менять потом мир? Это пугало и казалось совершенно невозможным.