Путь между - Надежда Ожигина

И что их не будут арестовывать.

Их будут убивать.

Шут тоже почуял недоброе, откинул за спину гитарный чехол, и в руках его хищно сверкнули пять дареных кинжалов Луиса Шенха.

«Бесполезно, дружище, — успел подумать король. — Доспехи на них. Не пробить кинжалом!»

Пять серебристых молний сверкнули одна за другой, и пять взмыленных лошадей рухнули на полном скаку, давя своих седоков. Двое против двоих. Двое вооруженных до зубов против двоих безоружных. И скалы, с ужасом и болью отразившие предсмертные хрипы и лязг клинков…

Мгновения остановившейся жизни. Лошади сшибаются грудь в грудь. Король уклоняется от удара, звериным чутьем понимая, что конь его зарублен, но еще живет, еще летит… И в поле зрения — рычащий Санди, и в глазах его Ночь яростной атаки, Ночь… Ночь! И столкнувшийся с ним воин, с воем закрывающий горящее лицо… И перестук копыт за спиной. И новый всадник с обнаженным клинком, подобный Самой Темноте… И покачнувшийся к горизонту мир, и ставшая неожиданно близкой дорога… Хорошая дорога, надежное полотно… Пыльное немного, но мы потерпим, нам не привыкать…

Крепкая рука выдернула короля из седла опадающей на скаку лошади, он ткнулся носом в гриф гитары, и чудом уцелевший конь шута вынес их из предательского ущелья, и скалы за спиной с нездоровым старанием вплели отголоски прошедшего боя в вечную музыку душ погибших в гоpax. И снова лязг, и снова топот копыт, и снова предсмертные хрипы…

Подчиняясь рвущим губы удилам, хрипя и отплевываясь кровью, роняя клочья пены, конь свернул в темный и сырой лес, укрывая в чаще двух измученных седоков. Понесся во весь опор, в заросли, сквозь сучья и ветки, а прилепившиеся к его спине люди почти слились с потным телом, не особо надеясь уцелеть или остановить… Безумие скалило зубы, подрагивая в темных зрачках коня, хлещущие по взмыленным бокам ветви гнали, словно сотня безжалостных плетей, острые сучья жалили, подобно разъяренным осам.

— Прыгай, братец! — дурным голосом завопил Санди, сваливаясь с седла.

Король рухнул в другую сторону, расшибаясь о плотно растущие стволы, падая на кучу острого, как колья, валежника. И опять его спасла кольчуга, тяжела, конечно, но где бы он был без нее? Йоттея разговорами развлекал? А так пустячок, больно, да не смертельно…

Слева заворочался и закряхтел шут.

— Жив? — кинул король короткий и глупый вопрос в заросли ежевики.

— Вроде того, — проворчал Санди и осекся.

Жуткий протяжный вопль пронесся над чащей и затих, словно перерезали орущую глотку. Король вскочил на ноги и рванул туда, успевая подумать на бегу, что опять все не так, что надо бежать совсем в другую сторону, прочь бежать, жизнь спасать… Рядом сопел и бранился исцарапанный шут.

С разгону они выскочили на поляну, где с переломанными ногами бился их незадачливый конь, а вокруг умирающего тела толпились странные и страшные твари, деловито и молчаливо стаскивая переметные сумы, разрывая на куски теплое мясо, упиваясь горячей кровью…

И снова первым успел Санди. Выломав дубину покрепче, он издал клич, похожий на предсмертный вопль несчастного животного, и кинулся в бой. Не за конем, конечно. За сумками, за скудным запасом пищи и воды… Король подхватил корягу и ломанулся следом.

Страшны оказались дикие твари, их скрюченные пальцы выдирали кожу вместе с клочьями мяса, их зубы впивались в живую плоть, они падали под ударами и снова вставали, и рвали в куски своих же раненых… И душно было в лесу, будто петля стягивала непокорное горло, и пот разъедал глаза, стекая по воспаленным векам. И Смерть кивала им, как старым знакомым, радуясь новой встрече… И ждала Комната в Царстве Йоттея, но не будет у нее постояльцев. Съеденных заживо, разве пустят их в приличный замогильный мир, да и чем шагнут они за Последний Порог?! К Венде попадут они, к Той, За Которой Нет Ни Воды, Ни Огня, Ни Воздуха!

Воздуха…

Воздуха!

Окровавленные губы зашевелились, выталкивая заветное, запретное заклинание, сильное, потрясающее основы Мира… Но иначе он не мог, слишком велика оказалась жажда Жизни, слишком дорог был хрипящий за спиной ехидный парень с сучковатой дубиной…

Водоворот затхлого воздуха поднялся от колен короля, раскручиваясь по спирали, сметая все, что вставало на пути… Все и всех! Раскидывая, стирая в песок, в пыль, в прах. Трещали сучья, валились деревья, земля выворачивалась наизнанку, а Денхольм все гнал покорный его воле ветер на взбесившийся лес, и ураган крепчал, ураган рвался на волю…

— Утихомирь его, братец! — услышал он приглушенный вой Санди. — Утихомирь, иначе он уничтожит половину страны!

Король нахмурился, небрежно щелкнул пальцами, — и тотчас все стихло.

Они стояли на большой, совершенно пустой поляне, и перед ними лежала широкая просека. Денхольм обернулся и увидел, что прижавшийся к нему Санди мертвой хваткой вцепился в заветную сумку с провизией.

— Ну и грозен ты бываешь, куманек! — скривился шут, тщетно пытаясь отодрать от королевского плаща непокорные пальцы. — Я ж теперь по ночам спокойно спать не смогу!

Король устало сел и отер со лба соленые холодные капли. Кружилась голова, и пить хотелось смертельно. Болело все искалеченное, искусанное тело, на запах крови слеталась осмелевшая мошка…

— Пей, горе мое! — Санди сунул ему под нос отвоеванную флягу. — Но не усердствуй особо: мало воды, почти всю твой ветер расплескал. Ответь мне, герой, сколькими годами жизни ты готов заплатить за это безобразие?

— Сколько потребуют — столько заплачу, — проворчал король, с сожалением отрываясь от заветной фляжки. — Можно подумать, это я кинулся удары своей шкурой собирать!

Шут передернул плечами, сосредоточенно подсчитывая припасы:

— Идти надо, куманек. Сможешь идти-то?

— Куда я, спрашивается, денусь? — нехотя оторвался от насиженного места Денхольм. — Надо — пошли.

И они пошли по широкой просеке, оставленной ураганом, надеясь выйти к реке. Они морщились от боли, спотыкаясь и падая, но все ускоряли шаги. Они почти бежали, бежали прочь из проклятого Леса, к воде, к людям…

Мошка лезла прямо в глаза, забивалась в нос, заставляя чихать и кашлять. Они глотали ее вместе с отяжелевшим воздухом, отдирали от высохших обветренных губ, смахивали с окровавленной кожи.

— Солнце! — выталкивая распухший язык, прошептал король.

— Что «солнце», братец? — Шут расщедрился на глоток воды, и говорить сразу стало легче.

— Солнце по левую руку. Опять Лес нами вертит.

— Я бы ему не советовал, — мрачно глянул себе под ноги Санди. — Лучше выпусти нас, Лес Астарха!

Над их головами зашумели, закачались древние ели, затрещали сучья, заскрипели корни…

— Плохие гости, беспокойные, — запричитали деревья, осыпая их пожухлой хвоей. — Вошли не спросясь, без поклона, без жертвы… Идут напролом, торопятся… Ветер в кулаке принесли — и вины не чуют, смертушку сеют — прощения не просят. Угр-р-р-р-рож-ж-жают нам, а того не знают, что Ветер Лесу не враг… Крепко Земля держит, Ветру не свалить!