Последняя крепость - Юрий Никитин

Стоп-стоп, сказал себе. С таким настроением меня остановитпервый же патруль. Я всего лишь турист, беспечный турист, что тратит своизаконные две недели отпуска и жаждет получить на потраченные деньги максимумудовольствия…

Он выпрямился, постарался выпятить живот и пошел с видомчеловека, довольного собой, жизнью, здоровьем, словом, с видом стопроцентногоамериканца, какими их представляют за пределами Америки.

С удовольствием засмотрелся на хорошеньких девушек в оченьоткровенных шортиках, больше похожих на стринги, во всяком случае, обезагорелые ягодицы задорно двигаются из стороны в сторону. Зрелые матроныбросали в их сторону недовольные взгляды, но это и понятно, им целлюлит непозволяет открыть даже лодыжки, зато мужчины провожают глазами открытые ягодицыс явным удовольствием.

Перейдя залитую зноем дорогу, он нырнул в прохладу кафе,работает кондишен, температура воздуха ниже градусов на пять, чистое спасение,но столики заполнены лишь наполовину.

Бармен посмотрел на него оценивающе, Стивен улыбнулся икивнул.

– Все верно, – сказал он, – ничего, кромехолодного пива.

– «Хейнекен», «Куолла», «Старый Козел»?

– Ого, – сказал Стивен, – и сюда этодобралось? А я думал, что хоть здесь попью местного пивка.

– В Израиле пиво не производят, – ответил бармен,и Стивен не мог понять, шутит или говорит правду. – У нас две третиклиентов – арабы. Увы, приходится считаться, они спиртное не употребляют.

– Несчастный народ, – посочувствовал Стивен.

Бармен усмехнулся:

– Целиком с вами согласен, сэр.

– Ничего, – сказал Стивен бодро, – мы ихокультурим. Научим и пиво хлестать, и супружеской неверности, и рисоватьзверюшек…

Бармен продолжал улыбаться, но улыбка стала чуточкунапряженнее, и Стивен сразу вспомнил, что и евреи, как мусульмане, тоже нерисуют животных. Как рассказывали на лекции между занятиями по рукопашному бою,по той же причине великие русские художники Левитан и Шишкин, к примеру,никогда не рисовали ничего живого, только природу, и когда однажды Шишкинутайком дорисовали на картине «Утро в сосновом бору» медведей, он пришел вотчаяние и покончил с собой.

– Спасибо, – сказал Стивен, он взял два пива икрохотную тарелочку с креветками, сел за свободный столик.

К барной стойке подошли две девушки, одна свеженькаядатчанка, так почему-то определил Стивен, хотя с таким же успехом могла быть ишведкой, и полькой, а вторая – типичная местная жительница: загорелая до черноты,с тугим пучком иссиня-черных волос, которые ночью явно щедро распускает по всемподушкам в ожидании мужа.

Бармен подал обеим, как Стивен и ожидал, по вазочке смороженым, обе с веселым щебетом проследовали в зал, большинство столиков ужеоказались заняты, все мы предпочитаем садиться за пустой стол, Стивен на мигпонадеялся, что сядут к нему, общество молоденьких щебечущих девочек всегдаприятно любому мужчине, но та, которая цыганистая, увидела, как из-за соседнегосо Стивеном стола поднялась пара, тут же устремилась туда.

Пара оказалась неряшливой, посуду за собой не переставила наспециальный столик, и обе девушки, поставив вазочки с мороженым на край стола,быстро убрали тарелки, с удовольствием сели и защебетали, как веселые беспечныептички. Цыганистая сидела напротив Стивена, на миг их глаза встретились, онпосмотрел холодно, уязвленный, что предпочли сесть за стол с грязной посудой,только бы не к нему, а виновата она, ее подруга уже направлялась именно к егостолику…

Тихонько звякнул мобильник, висящий у шведки на груди, какизящный брелок. Она взяла в ладошку, что-то спросила, торопливо вскочила,что-то сказала в мобильник, чмокнула подругу в щеку и заспешила к выходу.

Когда их глаза с этой цыганкой, нет, скорее – испанкой,встретились снова, он показал ей взглядом, что вот теперь жри обе порции сама,а так бы он мог помочь, он не гордый, мороженое тоже вещь, хоть и уступаетпиву.

Бармен, открывая зеркальную дверцу шкафа, метнул яркийотблеск через весь зал и высветил девушку, как прожектором. Стивен ощутил, какпо всему телу прокатился странный озноб от ее древне-дикой красоты, как будтоона перенеслась в это кафе из времен Хаммурапи и Гильгамеша. Тонко вырезанное итщательно очерченное лицо, словно отлитое из темного металла, узкие брови и невероятнодлинные загнутые ресницы над древнеегипетскими глазами: удлиненными исверкающими подсиненной белизной с сетчаткой цвета желудя. Она орудовалаложечкой с ленивой истомой.

Стивену почудилось, что она полностью ушла в свой мир,далекий и первобытный, абсолютно несоприкасаемый с этим шумным и бестолковым,полным ненужных и непонятных вещей. Руки, загорелые и по-восточному сухие,красиво положила на столешницу, гибкие пальцы ловко держат ложечку, а мороженоеподхватывает почти синим языком, даже губы настолько темные, что кажутсятемно-синими…

Он чувствовал, как бесследно уходят остатки того напряжения,что не оставляло его даже в тиши уютного кабинета. Странный мир, странныйгород, странные люди…

Из прохлады кафе невыносимо ярко горит белым огнем прямоугольникдвери, а залитая знойным солнцем улица выглядит настоящим адом. Туристыстараются идти ближе к зданиям, под сенью огромных зонтов над палатками и подкрытыми навесами.

Автомобили тесно прижались один к другому и выглядятнакаленными на солнце массивными металлическими булыжниками.

В кафе все чаще заходят по одному и парами, дважды зашлигруппки по пятеро. Почти все столики заняты, к испано-цыганке села немолодаясупружеская пара, явно из благополучных стран Европы. Очень уж ухоженные,сытые, довольные, постоянно опрыскивающиеся всевозможными дезодорантами как отпота, так и от всяких кожных болезней, которые вроде бы можно подцепить на этомэкзотическом Востоке.

В дверном проеме появилась девочка-подросток с большимигрустными глазами, живот неестественно вздут, сердце Стивена кольнула жалость:нельзя разрешать такие ранние браки… и тут же в мозгу остро звякнулпредостерегающий звоночек. Он насторожился, тело поднялось на ноги, как будтопомимо его воли, взгляд устремился на девчушку, на ее живот…

– Ложись! – крикнул он и метнулся через зал в еесторону.

Успел увидеть, как вскочила его цыгано-испанка. Девчушкарезко повернула голову. Ее смуглое лицо перекосила ненависть, рука метнулась кживоту, Стивен успел услышать:

– Аллах акбар!

Страшный грохот ударил его в грудь с силой налетевшеголокомотива. Дыхание вылетело с хлипом, Стивена понесло, как сорванный ветромлист, как-то успел собраться в ком, ударило о пол и обломки мебели,перевернулся трижды и тут же вскочил, разом охватывая взглядом картину.

Стена, отделяющая кафе от улицы, исчезла: нещадный светзалил обломки мебели в кафе, поднимающихся с пола ошеломленных людей. В жуткойтишине послышался плач, стоны, мольбы. Стивен увидел брызги крови, а у его ногслабо шевелилась окровавленная ступня в детской сандалии, все, что осталось отсмертницы-террористки.