Друг государства. Гении и бездарности, изменившие ход истории - Егор Яковлев

Проведенная после открытий Иванова экспертиза поставила в истории точку. Вацлав Ганка оказался гениальным мистификатором, история о древней чешской литературе — ложью, но при этом ложью очень своевременной, заставившей чехов поверить в свои силы, сыгравшей в пользу национального возрождения. Поэтому у себя на родине автор грандиозной подделки продолжает почитаться или уж во всяком случае не является однозначно героем со знаком «минус».

Подделки, направленные на то, чтобы изменить историческое сознание народа, создавались и в России. В их числе — «дневник Анны Вырубовой», фрейлины и ближайшей подруги последней русской императрицы Александры Федоровны. Мистификация эта не совсем литературная, но, поскольку к ее созданию приложил руку выдающийся русский писатель, имеет смысл рассказать и о ней.

Фальшивка увидела свет в ленинградском журнале «Минувшие дни» в конце 1927 — начале 1928 года. Первой части подлога редакция предпослала такое сообщение: «Несколько лет тому назад за границей появились воспоминания А. А. Вырубовой, написанные в эмиграции. Более лживой книги трудно себе представить! Вырубова пыталась доказать, что Распутин никакой роли при Дворе не играл, что все слухи о “распутинстве” — ложь и клевета… Теперь перед нами интимный дневник А. А. Вырубовой, найденный в СССР, откуда Вырубова, при своем бегстве из России в декабре 1920 г., не успела его вывезти…» Приписанный царской конфидентке текст, как несложно догадаться, изобиловал подробностями разложения царского режима и смакованием альковных тайн.

Ситуация с этим «дневником» выглядела сомнительно с самого начала, так как в ней присутствовал первый признак подделки — отсутствие оригинала. Редакция «Минувших дней» уверяла читателей, что осознававшая историческую ценность своих записок Вырубова доверила подлинник своей подруге Любови Головиной, чтобы та вместе с двумя помощницами сделала копию. Когда копия была готова, сестра вырубовской горничной забрала оригинал у переписчиков и понесла его хозяйке в кувшине для молока, но по дороге увидела милиционеров и, испугавшись, выбросила молочник с рукописью в реку. Копия же сохранилась, но забрать ее с собой в эмиграцию Вырубова не смогла. Предвидя, что текст окажется у врагов, экс-фрейлина поспешила опубликовать на Западе фальшивые воспоминания, чтобы иметь повод впоследствии объявить настоящий дневник подлогом.

История, если вдуматься, чрезвычайно путаная. Попробуйте понять, как все-таки сама Вырубова относилась к своему дневнику — как к исторической ценности или как к опасной улике, которая может быть использована для очернения императорской четы, которой придворная дама была предана беззаветно? Если как к ценности, зачем ей было публиковать «фальшивые» мемуары с явно смещенными акцентами? А если как к опасной улике против царя, зачем делать копию этой «бомбы»? В таком случае Вырубовой надо было, наоборот, немедленно уничтожить и оригинал!

Нельзя безоговорочно верить и рассказу про пугливую сестру горничной. Что такого было в облике заурядной мещанки с молочной кринкой, что она должна была непременно обратить на себя внимание милицейского патруля? И зачем вообще нужно было доверять такую важную миссию именно ей?

Ну и наконец, главное — о том, как копия подлинного дневника попала к издателям, статья умалчивала совершенно. Забегая вперед, скажем, что на этот вопрос внятного ответа не появилось и впоследствии.

Впрочем, с точки зрения читателя, были у публикации и достоинства. «Читал дневник Вырубовой в журнале “Минувшие дни”, — записал Михаил Пришвин 3 февраля 1928 года. — Григорьев говорит, будто этот дневник поддельный… Не знаю, если даже и подделано, то с таким знанием “предмета”, с таким искусством, что дневник, пожалуй, может поспорить в своем значении с действительным…» И этот отзыв объясним: во-первых, в текст были вкраплены реальные цитаты исторических лиц, зафиксированные в дневниках, воспоминаниях, переписке и прессе. А во-вторых, и это отметил историк А. А. Сергеев, позже проводивший экспертизу, «дневнику» была свойственна художественная сила, производившая большое эмоциональное впечатление.

Но эмоции эмоциями, а специалисты в подлинности «сенсации» засомневались. В пользу того, что «Дневник» — фальшивка, высказались научные авторитеты с самым что ни на есть марксистским историком Михаилом Покровским во главе. А подробный анализ, сделанный Сергеевым, окончательно доказал, что «Минувшие дни» опубликовали подлог. Выяснилось, что в «Дневнике» не приведено ни одного факта, не известного ранее из открытых источников. Например, Сергеев показал его явную зависимость от опубликованной переписки Николая II с женой в 1916 году. Интересно, что публикация «Минувших дней» отличалась от парижских воспоминаний Вырубовой не только в оценках крупных событий и личностей вроде Распутина, но и самых мелких, частных и незначительных, фальсифицировать которые не было никакого смысла. Кроме того, стали очевидны пересечения дневника с известным в то время литературным произведением — пьесой «Заговор императрицы» Алексея Толстого и историка Павла Щеголева. Именно их, с огромной долей вероятности, и можно считать авторами фальшивки. Биограф Толстого Алексей Варламов по этому поводу замечает: «Неизвестно, какой гонорар получили Алексей Николаевич с Павлом Елисеевичем за свою ударную работу, но известно, что в 1927 году трудовой граф писал в Берлин: “За это время мне удалось собрать коллекцию картин европейского значения. Это моя гордость”».

Важным остается вопрос, кто был заказчиком подделки? В эмиграции считали, что ГПУ. Однако вряд ли это так: скорее имело место личная инициатива авторов фальшивого «дневника». После разоблачения подлога Секретариат ЦК постановил закрыть альманах «Минувшие дни» как не соответствующий подлинно массовому историческому журналу, который мог бы культурно просвещать массы.

Тобайас Джордж Смоллетт — один из величайших писателей Шотландии. Путевку в жизнь ему подарил дебют «Приключения Родерика Рэндома» о жизни бездомного сироты, которого злоключения превратили в мошенника и авантюриста. Но вскоре литератор убедился, что отъявленные плуты встречаются не только в плутовских романах: в Лондоне книгу Смоллетта издали по-французски под именем… его увенчанного лаврами современника Генри Филдинга. Самому Филдингу к таким сюрпризам было не привыкать: за двенадцать лет до этого другой предприимчивый издатель из Голландии уже заработал на опубликованной by Henry Fielding поделке «Жизнь Дэвида Симпла». Эта глава — о литературно-издательских аферах, коих история знает немало и жертвами которых становились в первую очередь авторы популярные, чье имя неизменно привлекало покупателей подделок. В 1824 году известный британский писатель Томас де Квинси, за сто лет до Ирвина Уэлша в красках описавший наркотические галлюцинации в «Исповеди законченного морфиниста», путешествовал по Германии. Каким-то образом в руки ему попалась книга «Валладмор» — надпись на пухлом томике гласила, что это не что иное, как «вольный перевод» романа сэра Вальтера Скотта. Де Квинси — одному из лучших знатоков современной ему литературы — хватило пяти страниц, чтобы понять, что сэр Вальтер не имеет к рыцарскому роману никакого отношения. Текст был вовсе не бездарен, нет — просто манера автора «Айвенго» и «Уэверли» слишком отличалась от того, что прочел путешественник: даже если учесть, что это был якобы «вольный перевод». Настоящий автор «Валладмора» Георг Вильгельм Геринг укрылся под псевдонимом Алексис Вилибальд и скромно значился на титуле как автор предисловия. К счастью для него, де Квинси был фанатиком хорошей литературы. Понимая, что перед ним талантливая подделка, он сделал ее перевод на английский, и в 1825 году «Валладмор» был отпечатан в лондонской типографии Тейлора и Хесси с ироничной надписью на титуле: «Валладмор. Роман, свободно переведенный с английского на немецкий. А после свободно переведенный с немецкого на английский». Также присутствовало посвящение Вальтеру Скотту от «немецкого издателя». Сам мнимый автор вслед за Де Квинси отнесся к ситуации с юмором. Мэтр добродушно высказался в том смысле, что немецкий юноша неплохо подражает ему. Геринг, видимо, воспринял это как руководство к действию и спустя два года издал еще один роман «Вальтера Скотта» «Замок Авалон».