Швед, который исчез - Пер Валё

— Ага.

— Ну вот. А вечером я съем телячью отбивную с паприкой и рисом. Это тоже пойдет мне на пользу. Кстати, вы уже попробовали здесь уху?

— Нет.

Уху он ел уже в первый вечер, но подумал, что венгерской полиции нет до этого никакого дела.

— В таком случае вы должны отведать ее. Это что-то исключительное. Но еще лучше ее готовят у Матияша, это недалеко отсюда. Вам стоит заглянуть туда, почти все иностранцы туда ходят.

— В таком случае я зайду туда.

— Но я должен сказать вам, что знаю еще одно заведение, а у них уха еще лучше. Самая лучшая во всем Будапеште. Это такой маленький ресторанчик на улице Лайош наверху, на холме. Туристы туда забредают лишь изредка. Подобную уху можно отведать еще только в Сегеде.

— Ага.

Эта кулинарная лекция, очевидно, взбодрила Слуку. Казалось, он начинает испытывать какую-то тревогу. Каждую минуту он поглядывал на часы. Вероятно, размышлял о телячьей отбивной.

— Вы уже немного познакомились с Будапештом?

— Только немного. Красивый город.

— Ну? А в купальне «Палатинус» вы уже побывали?

— Нет.

— Вам обязательно нужно побывать там. Я подумал: что, если отправиться туда завтра. Вы не хотите составить мне компанию?

— Почему бы и нет?

Мартин Бек остался сидеть и размышлял об их разговоре. Разговор был неприятный и тревожный. Внезапная перемена в поведении Слуки в конце разговора уже не могла исправить впечатление. Мартин Бек чем дальше, тем сильнее чувствовал, что здесь что-то не так. И вместе с тем еще сильнее, чем когда-либо, понимал, насколько он бессилен.

Около половины двенадцатого салон и ресторан стали пустеть и Мартин Бек ушел наверх, к себе в номер. Раздевшись, он подошел к открытому окну и несколько минут дышал влажным ночным воздухом. По реке неслышно скользил колесный пароходик, ярко освещенный гирляндами красных, зеленых и желтых лампочек. На корме танцевали, и музыка нерегулярными волнами разносилась над водой.

В кафетерии на тротуаре перед гостиницей еще сидело много людей. Среди них был и высокий мужчина лет тридцати с темными вьющимися волосами. Перед ним стоял бокал пива, и он, очевидно, дома переоделся: на нем теперь был не синий костюм, а светло-серый.

Мартин Бек закрыл окно и лег. Он лежал в темноте и думал, что полиция действительно не проявляет особого интереса к Альфу Матссону, но зато гораздо больше интересуется Мартином Беком.

Прошло довольно много времени, прежде чем ему удалось уснуть.

Мартин Бек сидел у каменной балюстрады в тени перед гостиницей и довольно поздно завтракал. В Будапеште он уже находился третьи сутки. Казалось, день обещает быть таким же теплым и погожим, как и первые два.

Завтрак приближался к концу, кроме него и парочки, молча сидящей за столиком чуть дальше, в ресторане никого не осталось. На улице и набережной было много народу, в основном мамы с детьми и низкими обтекаемыми колясками аэродинамических форм, похожими на маленькие танки.

Высокого черноволосого мужчину с палкой он нигде не видел, что, однако, вовсе не означало, что за ним уже перестали следить. У полиции хватает людей, и они могли следить за ним по очереди.

Официант начал убирать со стола.

— Завтрак не хорошо?

Он озабоченно смотрел на нетронутую тарелку с салями.

Мартин Бек заверил его, что завтрак превосходный. Когда официант исчез, он вытащил из кармана открытку, которую купил в гостиничном киоске. На ней был изображен колесный пароходик, плывущий против течения по Дунаю, а на заднем плане — один из будапештских мостов. Продавщица в киоске наклеила ему на открытку марку, и теперь Мартин Бек ломал себе голову над тем, кому послать эту открытку. В конце концов он написал на ней адрес: Гуннар Ольберг, управление полиции, Мутала, Швеция; на другой стороне открытки написал приветствие и снова засунул открытку в карман.

С Ольбергом он познакомился два года назад, когда в Гёта-канале обнаружили труп женщины. Им понадобилось полгода, чтобы закончить это дело; за время расследования они подружились и с той поры иногда переписывались и поддерживали какие-то контакты.

Расследование и розыск убийцы тогда длились долго, и для Мартина Бека это стало его личным делом. И не только полицейский в нем запрещал ему думать о чем-либо другом, кроме этого дела.

Теперь он сидел в Будапеште и у него было задание, к которому он при всем своем желании не мог заставить себя проявить хотя бы малейший интерес.

Он сам себе казался совершенно бесполезным. До встречи со Слукой еще оставалось несколько часов, и единственный конструктивный поступок, пришедший ему и голову, состоял в том, что он мог бросить в почтовый ящик открытку Ольбергу. Его тревожило то, что Слука спросил, установил ли он, что Матссон заказывал билет на обратный рейс, раньше чем он сам сообразил это. Он вытащил из кармана план города и нашел центральное бюро авиапутешествий на какой-то площади в центре. Он встал, вышел из ресторана и вестибюля и бросил открытку в красный ящик перед гостиницей. Потом направился в город.

Площадь была большая, с магазинами, бюро путешествий и оживленным движением. В уличном кафетерии уже было полно людей, пьющих кофе за миниатюрными столиками. Он увидел, что перед кафетерием под землю ведет какая-то лестница. Над лестницей висела надпись «Фельдалатти»[8]и Мартин Бек решил, что это должно означать туалеты. Он вспотел, и ему было жарко, поэтому он решил зайти туда и ополоснуть руки перед тем, как пойти в бюро авиапутешествий. Он пересек проезжую часть и вслед за несколькими господами с портфелями спустился под землю.

Он оказался в самом маленьком метро, какое когда-либо видел в жизни. На перроне стоял маленький бело-зеленый деревянный киоск с большими стеклами. Низкую крышу поддерживали декоративные чугунные столбики. Поезд у перрона выглядел скорее как лилипутские тележки в детском парке, а не как реальное транспортное средство. Он вспомнил, что это самое старое метро в Европе.

В киоске он купил билет и уселся в маленький лакированный деревянный вагончик, в котором преспокойно мог ехать император Франц-Иосиф, открывавший во второй половине прошлого столетия это метро. Когда через минуту двери закрылись и поезд тронулся, вагон уже был полон.

В проходе посреди вагона стояли трое мужчин и одна женщина. Они были глухонемые и вели разговор, оживленно жестикулируя. Когда поезд остановился в третий раз, они вышли и продолжали азартно жестикулировать. До того, как проход снова заполнился, Мартину Беку на какое-то мгновение стал виден мужчина, сидящий в противоположном конце вагона, боком к нему.

Мужчина был темноволосый, загорелый, и Мартин Бек тут же узнал его. Вместо серого костюма на нем теперь была зеленая рубашка с открытым воротом. От палки, которую он вчера обстругивал, уже, очевидно, ничего не осталось.