Душа Пандоры - Марго Арнелл

ней. Лицо бледное, напряженное, больше похожее на восковую маску.

— Я помню, как Фоант умирал на моих руках… И безумно рада, что способна видеть его живым и невредимым. — После мучительно долгой паузы Ариадна повернулась к Деми и со смешком сказала: — Только не ведись, пожалуйста, на его уловки — он тот еще дамский угодник.

Деми снова смутилась. О чем, о чем, а о делах сердечных она думала сейчас в последнюю очередь. Или, если быть точней, не думала совсем.

Ариадна привела ее в просторную, тонущую в полумраке комнату. Прикосновением зажгла принесенный с собой светильник. Обстановка оказалась скромной — кровать в дальнем углу рядом со шкафом, у окна — небольшой стол.

— Пока ты не ушла… Я могу кое о чем тебя попросить?

— Конечно, — с готовностью откликнулась Ариадна.

— Мне нужно что-то, на чем можно писать. Я хочу… Хочу оставить хоть какую-то память о сегодняшнем дне. Как бы ни тяжело все то, что я сегодня узнала, я должна это помнить. Должна знать, какую роль я…

— Я понимаю.

Не пришло и нескольких минут, как Ариадна принесла то, что на первый взгляд показалось стопкой деревянных табличек, тоненьких, чуть ли не с волосок.

— Полиптих? — неуверенно спросила Деми, подразумевая связанные шнурками восковые таблички для письма.

Ариадна широко улыбнулась.

— Почти. Его усовершенствованная версия. — Она протянула ей изящный стилос[2] из серебра. — Давай, напиши что-нибудь.

Когда Деми взяла в руки стопку табличек, ни одна из них не сдвинулась, словно они были приклеены друг к другу. Но стоило только коснуться верхней, как та с легкостью отделилась от остальных и сама собой легла в ее ладонь. Едва ощутимое касание кончика стилоса к дощечке, и на светло-коричневой поверхности вывелись яркие, четкие «чернильные» буквы.

«Меня зовут Деметрия Ламбракис».

— Прекрасно. — Ариадна просияла так, будто именно она все это время учила Деми письму. — А теперь сделай вот так…

Деми повторила за ней, и дощечки приникли друг к другу, а потом раскрылись в воздухе веером, словно книга, оставленная на скамье под шквальным ветром. Столь скромная магия, она заставила Деми тихонько вскрикнуть от восторга.

— Ты можешь стирать написанное одним движением, просто проведи пальцем вот так… Стилос клади наверху, он никуда не сдвинется, пока ты этого не захочешь.

— Спасибо, — тепло поблагодарила Деми. — Не думай, что мне не нравится, но…

— Почему у нас нет нормальных писчих принадлежностей, которые мы могли подсмотреть у вас? — рассмеялась Ариадна.

— Да, но не только их. Почему у вас нет и всего остального? Наших технологий, я имею в виду?

— Причина, на самом деле, не одна. Далеко не все эллины посвящены в тайну существования Изначального мира. Не все обладают привилегией его наблюдать.

— Но разве такие, как ты и Харон, не могут пронести какое-нибудь изобретение в Алую Элладу? Чтобы разобрать его на составные части и понять, как оно работает?

— Мы ничего не выносим из Изначального мира. Чревато тем, что ткань между реальностями истончится. Чем сильнее различие между творениями наших миров, тем сильнее энергия одного мира расшатывает, колеблет завесу. К примеру, одежда, в которой ты прибыла сюда, лишь создаст на ее поверхности рябь подобную брошенным камням. А вот захваченный с собой сотовый или ноутбук — вмешательство уже серьезнее. Но не подумай, будто мы всегда смиренно наблюдали за Изначальным миром, восторгаясь им со стороны.

— Вы попытались повторить за ним, — кивнула Деми.

— Да, и большинство творений наших изобретателей — увы, в условиях войны вынужденных лишь повторять за куда более прогрессивным миром, — попросту не прижились. Все дело в том, что люди Алой Эллады больше доверяют тому, в чем есть хотя бы толика магии, что значит — божественной искры. К тому же здесь магия сильнее. Пуля атэморус не возьмет, химер лишь разъярит еще больше, а вот пламя и солнце… Да и зачем нам самолеты, если есть пегасы? Зачем компьютеры, если есть магические полиптихи?

Улыбка Ариадны, едва не угасшая при упоминании войны, разгорелась с новой силой. И впрямь… Зачем технологии, если есть колдовство?

— И все же кое-что вы у нас позаимствовали, — заметила Деми. — Язык, на котором вы разговариваете… Я, наверное, изучала древнегреческий — мне знакомы многие слова. И все же это не чистый древнегреческий.

Такое подозрение возникло у нее давно и крепло тем больше, чем дольше она наблюдала за эллинами.

— Нет, — подтвердила Ариадна. — Наш говор — причудливая смесь современного и древнего языков, димотики и древнегреческого. Можно сказать, именно Харон принес в Элладу новогреческий… но не он один.

— Инкарнаты, — поняла Деми.

— Верно. Те, что, повзрослев, вернули себе воспоминания о прошлых жизней, в Алую Элладу пронесли отпечаток нынешней. Новогреческий наш язык не заменил, но смешался с ним, образуя тот язык, на котором сейчас говорят эллины. Тот, что здесь называют элинникой. Многие из инкарнатов, чья душа, преодолев завесу, оказалась в Изначальном мире, пытались принести в родной мир и технологии… но в мире, пропитанном магией, они не прижились.

— Однако боги и многие приближенные к ним инкарнаты разговаривать на элиннике отказываются наотрез, — со смешком добавила Ариадна. — Если решишь пообщаться с кем-то из них, придется учить древнегреческий.

Сама мысль о том, что Деми вздумает общаться с богами, отдавала безумием. Впрочем, как и существование двух миров, как и реальное существование всего того, что она и все люди Изначального мира считали мифами.

— Уже, наверное, совсем поздно. Попробуй выспаться, ладно?

Деми послала ей вымученную улыбку.

— Попробую. — Помедлив, негромко позвала: — Ариадна…

Та поняла ее без лишних слов.

— Я приду к тебе с первым лучом солнца. И когда ты проснешься, обо всем расскажу.

Если кого из жителей Эллады Деми и хотела видеть в тот миг, когда будет метаться между страхом и непониманием, так это Ариадну. Самую чуткую из всех эллинов, с которыми ей довелось познакомиться.

Уголки губ Ариадны чуть дрогнули:

— Наверное, будет непросто. Мне — объяснить, а тебе — поверить.

— А может, совсем наоборот. Элладу я вряд ли забуду — Каламбаку я помнила до мельчайших деталей. Забуду только свое место в этом мире, но… Я ведь отчасти начну жизнь с чистой страницы. Когда ничего не знаешь, легко поверить во все, что угодно. Чем больше знаешь — тем сложнее что-то невозможное принять.

Ариадна поразмыслила над ее словами. Улыбнувшись, кивнула.

— До завтра, — шепнула Деми.

— До зари.

Как только фигурка Ариадны затерялась в глубине коридора, она устало опустилась на покрывало. Под напором чужих обвинений и груза взваленной на нее ответственности ее внутренний щит дал трещину и раскололся с грохотом,