Мятежное сердце - Пенелопа Уорд

— Ты отлично с ним поладил. Он привязался к тебе. Не планируешь завести детей?

Я провел пальцем по крышке банки.

— Не думаю… а вообще, все сложно.

— То же самое ты ответил, когда я спросила, не встречаешься ли с кем-нибудь. — Она улыбнулась.

Я почувствовал, что должен хотя бы немного открыться Бет.

— Она… беременна. Но это не мой ребенок. Все случилось до того, как мы начали встречаться.

— Ох… надо же… Это, конечно, осложняет дело. Но надеюсь, это обстоятельство не остановит тебя, и вы будете вместе. Смотрю с высоты своего опыта — ничего хорошего нет в том, чтобы остаться матерью-одиночкой с шестилетним ребенком на руках.

— Осложняет. — Я кивнул.

— Так что ты сказал…

— Не знаю, смогу ли стать отцом для чужого ребенка, — начал я размышлять вслух. — Особенно для ребенка того парня, от которого она забеременела.

— Я видела, как ты сегодня общался с Оуэном. Поверь, ты был настоящим. Если тебя волнует ДНК, забудь. Разве мой папа не был тебе как отец?

— Был. Настоящим.

— А у вас нет общей крови.

— Наверное.

— А твой биологический отец был для тебя настоящим?

Выражение моего лица было красноречивей некуда. Бет была свидетелем всего дерьма, связанного с этим донором спермы.

— Вот видишь. А у вас одна кровь. Понятие «отец» не имеет ничего общего с ДНК.

В глубине души я знал, что Бет права. Но она не представляла всю эту дерьмовую ситуацию до конца.

— Это… — я хотел сказать «сложно», но потом понял, что становлюсь похож на заезженную пластинку, — тяжело. Очень тяжело.

— Все происходит не просто так, Хит. Ты здесь, чтобы помянуть моего папу. Не думаю, что тебе надо потратить это время, оплакивая его. Уверена, эта смерть должна напомнить, что можно быть настоящим отцом без всякой биологии.

Минуту я размышлял об этих словах. Пожалуй, она права. Как бы странно это ни звучало, но Пэт своей смертью явно хотел научить меня чему-то. Это было в его духе. Хорошего человека и настоящего отца.

Подняв глаза, я увидел, что Бет пристально смотрит на меня, прищурившись. Я спросил:

— Когда это ты умудрилась стать таким крутым психологом?

— Хочешь правду?

— Разумеется.

— Сегодня, когда ты вошел, на мне была белая рубашка, даже без лифчика. При виде тебя соски напряглись, а ты даже не заметил. А потом, когда ты был без рубашки, от твоих шести кубиков пресса у меня практически слюнки потекли. Невозможно было не заметить. Когда ты это заметил, вид стал такой, будто хочешь смыться куда подальше. Поэтому я и сообразила достаточно быстро, что «сложные обстоятельства» — это сложная любовь. Отчасти я, конечно, приревновала. Но я никогда не желала тебе ничего, кроме счастья. И папа тоже. Так что, может быть, правильно, что мы — он и я — поможем тебе увидеть ситуацию в правильном свете.

Уставившись на нее, я встряхнул головой и произнес:

— Ты ничуточки не изменилась. В двадцать девять такой же отличный друг, как и в девять.

Наклонившись вперед, Бет взяла меня за руку.

— Давай за эту неделю насладимся общением и памятью о моем отце. Как в старые добрые времена, как брат и сестра. Если меня отвлекут мышцы на твоем животе или задница, не обращай внимания… это гормоны.

— Задница? — Я выгнул бровь. — Думал, ты только пересчитываешь мои мышцы.

— Но не когда ты поворачиваешься спиной. — Бет улыбнулась.

Оммммм.

Сложив руки и сидя в позе лотоса, я изо всех сил пыталась погрузиться в медитацию для беременных, которую открыла на «Ютьюбе».

Движения показывала глубоко беременная женщина, а мужской голос с приятным британским акцентом комментировал их за кадром. Живописный пляж виднелся на заднем плане. Никогда в жизни не пробовала заняться чем-то подобным. Сейчас наступил тот самый момент.

— Вдох — выдох, — звучал голос. — Представьте, что ваш ребенок слышит все позитивные мысли, которые вы излучаете. Посылайте ему любовь через ваши чресла.

Мои чресла?

Господи, пусть мой малыш не услышит ни одной негативной мысли из тех, которые обуревают меня в последнее время. Это было бы слишком вредно для него.

Мне надо было избавиться от стресса, в котором я находилась последнее время. Но я не была уверена, что сработает.

Мелодия на фоне представляла собой нечто среднее между колыбельной и инструментальной китайской музыкой.

Некоторые сентенции, вылетающие из уст рассказчика, нельзя было слушать без смеха.

— Пошлите вибрации мира вашему малышу… представьте, как прекрасный свет вливается в вашу вагину и достигает ребенка.

Вливается в мою …?

Почему-то я все время представляла реакцию Раша, если бы он был здесь. Вот уж кто бы позабавился…

— Так и быть, вольюсь в твою вагину. Прямо стрелой.

— Пусть из позы «собака мордой вниз» ваша любовь течет в малыша.

И опять перед глазами встает Раш.

— Сколько же любви я волью в тебя в позе «по-собачьи».

Воочию видела и слышала его, так что сконцентрироваться на йоге было трудновато.

Конечно, я представляла прежнего Раша, еще не разбитого ужасной причудой судьбы. Раша, который еще разговаривал со мной.

Может, я не могла выпустить любимого из головы, потому что не знала, где он и что с ним. Он следил за мной через Дуба, но до сих пор не давал знать, что собирается делать и когда вернется домой. Тем не менее у меня не было выбора. Надо продолжать прежнюю жизнь, пытаться творить днем и выходить по вечерам на смену в «Высотку». Единственным утешением была писательская деятельность. Она неожиданно пошла в гору. Может, душевные терзания породили такой подъем вдохновения, не знаю.

Повесть продвигалась великолепно, и это было в буквальном смысле единственным утешением среди выпавших на мою долю испытаний.

— Обнимите своего ребенка и представьте, как вы бежите с ним по цветущему лугу.

Почему-то, когда мужчина за кадром сказал это, я вообразила картину, на которой мы бежим вместе: я, малыш, а рядом Раш. Просто не могла представить себе жизнь без него. Образ Раша неотступно сопровождал каждую мысль о ребенке. Трудно будет избавиться от этой привычки.

Несмотря на героические усилия расслабиться днем, вечером на работе я чувствовала себя не лучшим образом. Смотрела в холл, на кабинет Раша так, будто он был там. Его присутствие ощущалось везде, особенно в этом месте. Пребывание в «Высотке» было самым трудным испытанием за день. Раш будто на всем оставил свою печать.