Убийства в "Маленькой Японии" - Барри Лансет

– Тогда в чем же ты разглядел погрешность?

– В легком дрожании руки. Линии местами чуть неровные. Как и слой чернил.

– Вероятно, старик уже дряхлый или просто писал с бодуна.

– Нет. Для этого стиль выдержан слишком строго. Думаю, объяснение кроется в другом. Человек, который вывел кандзи, делал это прежде всего несколько раз в жизни. Если, конечно, он не страдает артритом.

Ренна заметно приободрился.

– Полезные сведения. Что-нибудь еще?

– Пока все.

Он откинулся в кресле и сложил ладони на животе. Кажется, он был сыт даже теми крохами информации, которые я только что скормил ему.

– А знаешь, если нам немного повезет, мы сумеем довести расследование до конца очень быстро, – сказал он с довольным видом.

Я ответил ему скептическим взглядом.

– Странно слышать от тебя такое. Что это? Готовишься к отчету перед властями?

Ренна мгновенно помрачнел.

– Да, ты прав. Именно об этом я думал прошлой ночью. «Маленькая Япония» теперь не скоро станет прежней. Преступление только-только совершено, а местные жители уже перепуганы. Да и туристов стало меньше. Даже среди наших пошло брожение.

Вместе со сменой настроения изменился и его голос. Прежде я редко слышал в нем интонацию обреченности.

– Но ведь здесь нет никакой мистики, Фрэнк.

– В ночном убийстве и таинственном шифре, который не поддается разгадке? Ты же знаешь, насколько полицейские суеверны. Уже прошел шепоток, что от «Маленькой Японии» следует держаться подальше. Все уверены, будто дело останется нераскрытым, а наше управление разгонят к чертям собачьим.

– Но сам-то ты как считаешь?

– Я буду тянуть это дело до конца, и плевать мне на последствия. Ты только объясни мне еще раз, что за чертовщину я сейчас вижу перед собой. Почему она нагоняет ужас на моих парней? Может, так я сумею влезть в шкуру нашего убийцы и понять его логику?

Цюрих, Швейцария

Хелена Шпенглер с трудом сдерживала раздражение при виде пары жутковатого вида азиатов, которые явились к ним в дом без приглашения и расположились в гостиной.

– Ты знаком с этими джентльменами, Кристоф? – спросила она мужа-банкира.

И как только посмела Сирина, эта бестолочь, впустить незваных гостей до возвращения мужа, чтобы потом раствориться где-то в задних комнатах?

– Едва ли это можно назвать знакомством, дорогая. Я встречался с одним из них на прошлой неделе.

Старший из азиатов – узкоглазый, с оранжеватым цветом лица – очень прямо сидел на канапе времен Людовика XV, обитом гобеленом из Обюссона. Этот по крайней мере демонстрировал хоть какое-то уважение к хозяевам. Зато второй, с длинными волосами, собранными в «хвост» на затылке, развалился в кресле Кристофа с таким видом, словно оно принадлежало ему, свесив во все стороны свои несуразно длинные конечности.

– Мне подать кофе или лучше сразу… – Она осеклась, имея в виду, что была бы не против позвонить в полицию.

Но именно в этот момент Лоренс Кейси – более молодой из азиатов – внезапно вырос у нее за спиной. Одной рукой крепко обхватил вокруг груди, а другой прижал к ее лицу носовой платок. Миссис Шпенглер пыталась отбиваться, но при этом была совершенно сбита с толку. И когда только он успел встать с кресла? Изворачиваясь всем своим мощным станом зрелой дамы, она сопротивлялась несколько секунд, а потом глаза закатились, и ею овладел крепчайший сон. Кейси отнес хозяйку на канапе и уложил среди подушечек, причем его старший товарищ освободил ей место с шутовским поклоном.

– Итак, – сказал Кейджи Оги, которого Шпенглер знал под именем Кевина Шенга, – как я вам уже объяснил неделю назад, вы должны передать вино нам.

Розовощекий банкир в шестом поколении все еще чувствовал себя слегка отяжелевшим после сытного вчерашнего ужина, сопровождавшегося обильными возлияниями, который они с друзьями устроили в ресторане, где швейцарская знать привыкла отдыхать от праведных трудов с XIV века.

– Но этот вопрос уже закрыт, сэр, – произнес Шпенглер, часто моргая, чтобы стены комнаты перестали кружиться.

– Считайте его открытым заново. – Оги швырнул толстую пачку денег на небольшой столик, стоявший рядом с кушеткой. – Я по-прежнему согласен заплатить за одну бутылку, а остальные две мне теперь придется конфисковать в виде штрафа.

Шпенглер перехватил взгляд Шенга, у которого были темные и странные глаза под стать одежде обоих гостей. Они носили черные облегающие костюмы, причем из-под пиджаков выглядывали водолазки, сшитые из какого-то неизвестного материала. Но даже столь вычурные наряды не давали им права вторгаться в жизнь его семьи.

– Мистер Шенг, – произнес финансист, – надеюсь, вы не обидитесь, если я признаюсь, что мне сейчас весьма затруднительно обдумать ваше предложение.

При этом Шпенглер словно исподволь крутил запонку своей сборчатой сорочки, пока «зайчик» от кружка золота с монограммой не попал Шенгу в глаз – трюк, к которому банкир не раз прибегал в прошлом, желая поставить на место зазнаек, забывавших, с кем имеют дело.

– Вероятно, будет лучше, если мы встретимся у меня в офисе в обычные рабочие часы.

«Откуда тебя в один момент вышвырнут на улицу могучие парни из моей службы безопасности».

Оги движением головы избавился от игры света на своем лице.

– Это ваш последний шанс закончить дело без непомерно тяжелых для вас последствий.

– Что ж, в таком случае мне придется настоятельно попросить вас покинуть мой дом, мистер Шенг, – величаво бросил банкир, который от злости неожиданно для себя самого вдруг преисполнился храбрости. – Пожалуйста, оставьте меня сейчас в покое, и я с удовольствием приму вас завтра.

Неделю назад Кристоф Шпенглер даже не подозревал о существовании этой неотесанной азиатской деревенщины. Их пути пересеклись из-за трех двухлитровых бутылок «Шато Марго» урожая 1900 года, надолго забытых в подвале замка одного австрийского принца, который с семьей бежал из страны, оказавшейся под властью нацистов. У принца хватило ума замуровать вход в свой винный погреб, но не хватило удачливости, чтобы дожить до конца войны. Замок сменил затем четырех хозяев, а драгоценное вино так и хранилось нетронутым несколько десятилетий, пока нынешний владелец не решил провести реконструкцию и не наткнулся на потаенный подвал. Найденные бутылки были выставлены им на аукцион, собравший знатоков и коллекционеров со всего мира.

Готовность принять участие в начальной стадии изъявили девять человек. Когда же цена за три бутылки поднялась с сорока до шестидесяти тысяч долларов, осталось лишь пятеро претендентов. А сумма в девяносто тысяч отпугнула всех, кроме Шенга и Шпенглера. После скачка цены еще на тридцать тысяч вверх Шенг имел наглость обратиться к швейцарскому банкиру напрямую.