Проклятый город. Однажды случится ужасное... - Лоран Ботти

— Клеман, я только что вышел от подруги Одиль Ле Гаррек… Я хочу, чтобы ты собрал мне максимум информации по Сюзи Блэр. И еще, — после некоторого колебания добавил он, — отправь кого-нибудь из ребят следить за ней, до нового распоряжения… Это вас всех немного встряхнет. Наверняка у тебя там полно народу не знает, чем заняться.

* * *

Она осторожно прикрыла дверь и некоторое время стояла неподвижно. Ей с трудом удалось удержаться от желания слегка отодвинуть занавеску и понаблюдать за комиссаром, но в глубине души она знала, что это бесполезно.

«А вы не плутонианка?» — спросил он.

Сам-то Бертеги был, без сомнения, плутонианин.

Она всегда сразу определяла плутоновскую составляющую, если та была доминантной. Проницательный взгляд и странная искра, что вспыхивает в нем порой, озаряя даже самые непримечательные лица, — немного мрачный, инквизиторский блеск, придающий его обладателю магическую властность, которой заурядные люди лишены.

Но этот полицейский явно был незаурядным типом. Хотя и неуклюжим, что верно, то верно: лицо его было тяжелым, с резкими носогубными складками, густые черные брови почти срослись над переносицей, круги под глазами свидетельствовали о хроническом пристрастии к никотину. Большая голова, коренастое тело, непропорциональное сложение которого даже элегантный костюм не мог полностью скрыть.

Кстати, этот костюм выдавал еще один аспект астрологической личности Бертеги — несомненно, в его гороскопе присутствовало сильное влияние Венеры. Венериане кокетливы даже в ущерб себе — следуя моде, они готовы идти на любые мучения. Они также склонны соблазнять.

Да, подвела итог Сюзи, по-прежнему неподвижно стоя за дверью: правящие планеты Бертеги — Венера и Плутон. Он, скорее всего. Скорпион с асцедентом в Тельце… или Весы. Необычный контраст: между планетой — покровительницей любви, красоты и искусства и мрачным покровителем вселенских глубин, истины, смерти и возрождения… Порывистость и стремление к справедливости, чувствительность и расчетливость… Парадоксальный союз Эроса и Танатоса, который обычно придает человеку неотразимый шарм — и, несмотря на то что внешний облик Бертеги был далеко не идеальным, он этим свойством обладал.

Сюзи вздохнула и бросила взгляд на часы. Пора.

Она направилась в ванную комнату, открыла шкафчик и достала тюбик с кремом. Затем, со спокойной сосредоточенностью, едва слышно напевая какую-то мелодию, принялась наносить крем на лицо, руки и область декольте.

Зал почти опустел. Мартина Руве, коллега Одри, пригласившая в лицей Николя Ле Гаррека, стояла уже в пальто. Со двора доносились голоса учеников, у которых еще не начался следующий урок — встреча закончилась на полчаса раньше, чем было запланировано.

— Ну и утро выдалось, — вполголоса произнесла Мартина.

Одри обернулась к коллеге. Сама она тоже собрала свои вещи и готовилась уходить. Ей нужно было сделать кое-что важное, и она была даже рада, что у нее есть в запасе лишних полчаса.

— Да, вы правы…

Мартина уже шла к двери. На ней было красное пальто в английском стиле и такая же шляпа. На пороге она, не оборачиваясь, сказала:

— Вообще-то я даже не удивлена. Не лучшая идея была встретиться с этим… автором — по крайней мере, сегодня. Не в день первого тумана. — Она помолчала. — В такие дни всегда случается что-нибудь… странное.

Молчание.

— То есть… никогда не знаешь заранее. Никогда нельзя точно угадать, в какое время это случится…

После этих слов Мартина вышла.

что-нибудь… странное…

Одри перевела взгляд на ученика, которого попросила остаться. Он ждал ее в глубине зала — там, где всего несколько минут назад испустил ужасный крик, почти совпавший с телефонным звонком, принесшим Ле Гарреку известие о смерти его матери.

Бастиан был одним из тех учеников вместе с Сезаром Манделем и Опаль Камерлен, на которых Одри сразу обратила внимание. В первый день занятий он распахнул дверь класса, опоздав на две или три минуты, и она разглядела его: красивые темные глаза, растрепанные черные волосы, слишком большие кроссовки, выглядывавшие из-под мешковатых брюк, роликовые коньки в руке и какое-то отсутствующее выражение лица, не менявшееся, когда он шел по классу, выбирая себе место. Наконец он сел на одну из последних парт, возле батареи отопления, недалеко от Сезара Манделя.

Во время традиционного представления — «Здравствуйте, я Одри Мийе, ваш новый преподаватель литературы…» — она несколько раз пыталась перехватить взгляд Бастиана. Напрасно. Его взгляд скользил по ней и проходит сквозь нее, словно ее не видели. Как в тумане… С самого первого дня у него был этот отсутствующий вид.

В тот же вечер, изучая карточки, которые она дала заполнить ученикам (это было частью ее собственного ритуала: угадать ученика, отец которого имеет необычную профессию, или определить, кто из учеников растет в неполной семье, — она надеялась выведать их тайны по почерку), Одри узнала о Бастиане и кое-что еще: он родился в конце года, следовательно, ему еще не было двенадцати полных лет — поэтому он казался младше большинства одноклассников, особенно таких рослых, как Мандель, у которого уже начинали пробиваться усы, — и этот учебный год в «Сент-Экзюпери» был для него первым.

Она не могла не заметить и еще одну необычную деталь: отвечая на вопрос «Есть ли у вас братья и сестры?», Бастиан сначала крупно написал «ДА», но потом зачеркнул это слово и написал такими же крупными буквами «НЕТ».

Поскольку Одри всегда была сторонницей индивидуального подхода, она также внесла в анкеты и более личные вопросы: «Есть ли у вас домашние животные?», «Чем вы любите заниматься в свободное время?», а также «Каков ваш девиз?» (каждый раз приходилось объяснять, что имеется в виду). Вместо ответа на последний вопрос Бастиан написал странную фразу, от которой по спине Одри пробежал холодок: «Однажды случится ужасное, и с тех пор ничто не будет так, как прежде». Это сильно отличалось от шаблонных отписок вроде «Кто хочет, тот добьется» и тому подобных, к которым она уже успела привыкнуть.

В тот же вечер Одри, ясно не осознавая почему, но смутно предчувствуя что-то неладное, дала себе обещание поговорить с этим учеником с глазу на глаз. Однако, если не считать ответов на вопросы анкеты, Бастиан не демонстрировал своим обликом и поведением ничего необычного. Скорее его можно было отнести к тем ученикам, которых учителя легко забывают: средняя успеваемость, молчаливость, никаких ссор или драк с одноклассниками… Почти незаметный мальчик.

Вместе с тем его нельзя было назвать легкоуязвимым — он никогда не проявлял признаков слабости. Вплоть до сегодняшнего случая… Только тогда, после того как он стряхнул кошмарное наваждение и снова смог воспринимать окружающий мир, Одри заметила в его глазах, темных, словно беззвездная ночь, это особое выражение — постоянного, безысходного страдания.