Простые радости - Клэр Чемберс

class="p1">Гретхен ужасно расстроилась.

– Я и представить себе не могла, что все так сложно, – сказала она. – Естественно, мы бы с радостью пригласили и вашу маму.

– Очень мило с вашей стороны, но иногда приятно улизнуть одной.

– Разумеется. А что, ваша мама настолько слаба здоровьем, что ее даже ненадолго нельзя оставить?

– Она не то чтобы тяжело больна, но почти никогда выходит из дома. Когда я на работе, с ней все в порядке, потому что она понимает: это необходимо. Но все остальное время… Она никогда не говорит буквально: “Не уходи, не оставляй меня одну”, все не так прямолинейно. Но если я где-то развлекаюсь без нее, я чувствую себя виноватой.

– Но она же наверняка не против того, чтобы вы хорошо проводили время?

– Мне кажется, такого понятия для нее не существует. По крайней мере с тех пор, как умер мой отец.

Что-то она разговорилась, это не для застольной беседы. Ну и ладно.

– Мать слишком стара для перемен. Сейчас для нее важнее всего в жизни удобства, заведенный порядок и маленькие радости вроде лакомств. – На мгновение Джин ужаснулась: не себя ли она описывает.

– От распорядка может быть много пользы, – сказала Гретхен. – Особенно когда пытаешься вести хозяйство. Но он должен быть – она развела руками – elastisch[2].

Джин рассмеялась:

– Портновская метафора.

Этот разговор что-то всколыхнул у нее в памяти. Габардин! Она понизила голос.

– На днях Маргарет рассказывала мне про ангельские голоса. Я немного растерялась.

Гретхен улыбнулась.

– Может, и нет в этом ничего особенного? У детей такое воображение.

– У меня такого не было, – сказала Джин.

– Но для меня Маргарет и сама по себе чудо, так что я ничему не удивляюсь.

– Понимаю. Просто хотела убедиться, что она это с вами обсуждала.

– Мне показалось, что тревожиться не о чем. Эти голоса вроде совсем безобидные.

– А мысль об ангелах сама пришла ей в голову, или вы ей подсказали?

– Я, – созналась Гретхен. – На душе спокойнее, когда думаешь, что голоса приходят с неба.

– Идея ангела-хранителя очень привлекательна, – согласилась Джин.

Она почувствовала что-то похожее на зависть к тем, кто может верить в такую утешительную чепуху.

– Это почти как воображаемые друзья, а они у всех нас были. Я решила не волноваться, раз Маргарет это не смущает. – К ней на руку приземлилась оса, и она согнала ее розовым полированным ногтем.

– Какая вы спокойная и рассудительная, – сказала Джин.

– Я уверена, что она это перерастет, но спасибо, что рассказали мне. Я бы не хотела, чтобы у нее были от меня секреты.

– Материнство – настоящее минное поле.

– Этого я пока не заметила, – сказала Гретхен. – Говорят, все самое сложное впереди.

Они взглянули на сад, где Маргарет и Лиззи гонялись за подхваченным ветром воланчиком. Их тоненький смех звенел, как колокольчик. Вскоре девочки выбились из сил, сдались и, тяжело дыша, повалились на траву. Трудно было представить, что эти невинные личики может что-нибудь омрачить.

Гретхен извинилась и пошла в дом за чаем. Увидев, что Джин осталась одна, Говард прервал свои огородные труды и подошел к ней с корзиной только что собранного ревеня, свеклы и салата. Он было позволил себе ослабить галстук и расстегнуть верхнюю пуговицу, но сейчас торопливо ее застегнул, испачкав воротник землей.

– Хотите что-нибудь взять с собой? – спросил он и положил корзину к ее ногам. – У нас кое в чем образовались излишки.

– С удовольствием, – сказала Джин. – Я очень неравнодушна к ревеню.

Урожай выглядел до неприличия образцовым; некоторые стебли были темно-розового цвета и толщиной с ее запястье. В нее вселился дух озорства, и она сказала:

– Первый раз в жизни вижу человека, который работает на грядках в рубашке и галстуке.

Он на секунду смутился, а потом улыбнулся.

– Ну, мне кажется, что такая официальная одежда дает понять слизнякам и белокрылкам, кто тут хозяин.

Как раз в этот момент в дверях появилась Гретхен с нагруженным подносом и услышала их разговор.

– Говард – единственный известный мне человек, который в пиджаке и галстуке ходит на пляж, – сказала она, когда он бросился вперед, чтобы освободить ее от опасно заскользившего чайника.

Он стойко перенес женские насмешки, лишь снисходительно пожал плечами.

– Зато мне не приходится лишний раз принимать решения, – сказал он.

Гретхен поставила поднос на стол, расправила кухонное полотенце и зажала его под подбородком, так что верхняя часть тела оказалась закрыта.

– Так, какого цвета у меня сегодня блузка?

Говард растерялся.

– Розовая? Белая? Наверняка очень красивая, независимо от цвета.

Гретхен откинула полотенце, и взглядам открылась лимонно-желтая блузка.

– Теперь вспомнил, – сказал пристыженный Говард. – Мисс Суинни подумает, что я чудовище.

– Уже Джин, – сказала Гретхен. – Мы больше не соблюдаем формальности.

К столу подошли Маргарет и Лиззи. Стульев было только три, поэтому они уселись на крыльце на подушках с тарелками на коленях.

– Это новый чайник? – спросила Маргарет.

– Нет, не новый. Он довольно старый – вообще-то старше тебя, – сказала ее мать и принялась разливать чай.

– А я его никогда не видела.

– Мы его достаем, когда приходят гости, – сказала Гретхен.

Значит, не совсем покончили с формальностями, подумала Джин.

– Но у нас не бывает гостей, только двоюродная бабушка Эди, и ей наливают из коричневого.

– Откуда ты знаешь, бывают у меня гости или нет? Ты ведь целыми днями в школе.

Маргарет опешила. Очевидно, ей даже в голову не приходило, что с мамой может происходить что-нибудь интересное в ее отсутствие.

– Как только твоя мать не развлекается, когда ты не путаешься под ногами, – сказал Говард. – Только проводит тебя в школу, как сразу щелкает каблуками, раз! – и появляются лучшие чайники.

– Ты это понарошку, – сказала Маргарет. – Пока я в школе, мама не делает ничего.

Это заявление было встречено всплеском негодования со стороны женщин и раскатистым смехом Говарда.

– Ну раз я целыми днями ничего не делаю, значит, я не испекла этот Sachertorte[3], и ты не захочешь кусочек. – Гретхен отрезала по большому куску Джин и Лиззи и со вздохом отложила лопатку. – Какая жалость.

– Я имею в виду, что ты не делаешь ничего интересного. – Маргарет захлопала длинными ресницами. – Потому что ты занята, печешь лучший во всей Англии “Захер”.

– То-то же, – сказал Говард и отрезал еще три куска.

Они ели в благодарном молчании. Наконец Джин сказала:

– В жизни не пробовала ничего восхитительней.

У нее не было ни времени, ни таланта для затейливой выпечки, и ее пристрастие к сладкому удовлетворяли молочные ириски, запас которых был припрятан в ее комнате, и ложка патоки в утренней овсянке.

Но этот торт был совершенно особенный – плотнее, чем бисквит, зернистее, чем кекс, с