Рай и ад. Великая сага. Книга 3 - Джон Джейкс

Она ненавидела то, чем занималась. Точнее, ненавидела именно потому, что делать это приходилось только ради выживания. Эштон было невыносимо торчать в этом засиженном мухами Санта-Фе на границе Территории Нью-Мексико, из которого она не могла уехать. Она никак не могла поверить, что опустилась до положения обычной шлюхи, поэтому громкими стонами и криками просто выпускала на волю свой гнев.

Джентльмен средних лет, вдовец-скотовод, отодвинулся, стыдливо отводя взгляд. Он заплатил заранее и теперь быстро оделся, потом наклонился и поцеловал ей руку. Эштон улыбнулась и с запинкой сказала на испанском:

– Вы скоро вернетесь, дон Альфредо?

– На следующей неделе, сеньорита Бретт. Буду счастлив вновь увидеть вас.

Боже, как же я ненавижу этих мексикашек! – думала Эштон, пересчитывая монеты после его ухода. Три из четырех следовало отдать сеньоре Васкес-Рейли, деверь которой строго следил, чтобы все три ее девушки не жульничали. Эштон была вынуждена начать работать на эту вдовушку в начале лета, когда у нее закончились деньги. Она назвалась сеньоритой Бретт, решив, что это неплохая шутка. А еще лучше было бы, если бы ее милая изнеженная сестренка узнала об этом.

Эштон Мэйн – она больше не думала о себе как о миссис Хантун – решила остаться в Санта-Фе из-за золота. Где-то в пустынных землях, населенных апачами, исчезли два фургона с секретным грузом, который везли сюда из Вирджиния-Сити двое людей, убитых индейцами. О своем муже Джеймсе Хантуне она не слишком горевала, а вот смерть ее любовника Ламара Пауэлла стала для нее настоящей утратой. Пауэлл собирался создать на юго-западе вторую конфедерацию, отводя себе роль президента и обещая сделать ее первой леди. Для осуществления своего плана он тайно вез в фургонах триста тысяч золотом; слитки были выплавлены из руды, которую добывали на руднике в Неваде, изначально принадлежавшем ныне покойному брату Пауэлла.

О случившейся трагедии рассказал нанятый возничий одного из фургонов, который смог добраться до какой-то фактории, но вскоре после этого умер от ран. В своей бессвязной, больше похожей на бред речи он ни разу не упомянул место, где произошли убийства, и теперь об этом мог поведать только один человек – некий Коллинз, проводник, нанятый Пауэллом в Вирджиния-Сити. По слухам, он выжил, только никто не знал, куда он подевался.

Узнав о расправе, Эштон сразу попыталась найти в Санта-Фе богатого покровителя. Кандидатов оказалось немного. Большинство из них были женаты, и если и волочились за дамочками, то желания избавиться от своих жен не проявляли. Мысль о том, чтобы найти такого человека в форте Марси, была и вовсе смешна. Офицерам и служащим жалкого гарнизона, расположенного рядом со старым губернаторским дворцом, платили так мало, что им едва хватало на собственные нужды, не говоря уже о любовницах.

Конечно, она могла бы избежать работы на сеньору, если бы написала о постигших ее обстоятельствах своему лицемерному братцу Куперу или сестре, чье имя теперь с наслаждением марала грязью, или даже той черномазой шлюхе, на которой женился Орри. Но будь она проклята, если унизится до того, чтобы просить их о милосердии! Она не хотела ни видеться с ними, ни писать им до тех пор, пока не сможет это сделать на собственных условиях.

Эштон надела платье, в котором им полагалось принимать клиентов, – из желтого шелка, с широкими кружевными бретелями. Такое платье обычно носили поверх блузки с длинными, зауженными книзу рукавами, но сеньора запрещала им надевать блузку и даже корсет, чтобы они могли соблазнять мужчин частично выставленной напоказ грудью. Такие платья были в моде еще в те времена, когда ее ненавистный братец Орри поехал в Вест-Пойнт. Эштон ненавидела свой наряд, вместе со скромной черной мантильей, которую требовала надевать сеньора, и ядовито-желтыми кожаными ботинками на шнуровке, с тонкими высокими каблуками.

Она приладила мантилью перед маленьким зеркалом и провела ладонью по левой щеке. К счастью, три параллельные царапины были уже почти незаметны. Эти отметины оставила ей Роза, одна из девушек, в споре за клиента. Прежде чем сеньора растащила их, Роза успела сильно поцарапать ей лицо. Эштон потом долго рыдала, разглядывая кровавые следы от ногтей. Тело и лицо были ее главным капиталом, оружием, с помощью которого она добивалась всего, чего хотела.

В течение нескольких недель после той драки она смазывала медленно заживающие царапины целебным бальзамом и подбегала к зеркалу по семь-восемь раз за день, чтобы осмотреть их. Наконец она убедилась, что ничего непоправимого не произошло. К тому же, чтобы обезопасить себя от новых покушений, она с тех пор всегда носила в правом ботинке маленькую острую пилочку для ногтей.

Наплывавшие время от времени воспоминания о руднике в Неваде только обостряли ее жадность. Разве эти рудники не принадлежали и ей тоже? Ведь она практически была замужем за Ламаром Пауэллом. Конечно, для того чтобы ими завладеть, ей придется столкнуться с двумя гигантскими препятствиями: убедить власти, что она миссис Пауэлл, но для начала – попасть в Вирджиния-Сити. Эштон считала себя сильной и находчивой молодой женщиной, но она не была сумасшедшей. Пересечь сотни миль опасной пустоши в одиночку? И думать нечего. Поэтому она сосредоточилась на более осуществимой мечте – на пропавших фургонах.

Если бы только их удалось найти! Эштон не сомневалась, что апачи не забрали золото. Оно было надежно спрятано. Более того, индейцы ведь невежественные дикари, они бы просто не поняли ценности находки. Получив золото, Эштон могла бы купить нечто большее, чем просто материальное благополучие. Она могла купить положение в обществе и власть. А еще получить возможность вернуться в Южную Каролину, неожиданно явиться в Монт-Роял и каким-то образом – как именно, она решит позже – отомстить отвергшим ее родственникам. Ее терзало страстное желание уничтожить их всех до единого.

А пока оставалось только два пути: умереть с голоду или стать шлюхой. Она выбрала второй путь. И ждала. Ждала и надеялась.

Большинству клиентов сеньоры очень нравилась белая, почти прозрачная кожа Эштон, ее южный акцент и манеры, которые она еще и преувеличивала для большего эффекта. Однако сегодня, когда она с величественным видом спустилась в кантину, все ее усилия пропали даром, потому что там никого не было, кроме трех пожилых ковбоев, игравших в карты.

С наступлением темноты кантина выглядела особенно мрачной. Желтый свет ламп заливал все вокруг, делая заметными дырки от пуль, оставленные ножами царапины, пятна от пролитого виски на грязной мебельной обивке, замызганном полу и стенах из необожженного кирпича. Сеньора тоже сидела там и читала старую газету из Мехико. Эштон протянула ей монеты.

Сеньора одарила ее улыбкой, продемонстрировав золотой передний зуб:

– Gracias, querida[6]. Проголодалась?

Эштон состроила недовольную гримаску:

– Да, изголодалась хоть по каким-нибудь развлечениям в этом тоскливом месте. Так хочется послушать музыку!