Октябрьский детектив. К 100-летию революции - Николай Лебедев

А тем временем в стране творилось черт знает что.

«По всей стране прокатились аграрные беспорядки. На станции Лиски солдаты, самовольно ехавшие с фронта, узнали своего барина, который бил и порол их в 1905 году, вытащили его из вагона и убили. В Донбассе владельцев копей вывозили на тачках. На фронте полки отказывались не только наступать, но даже становиться на позиции»[53].

Первым определился интеллектуальный цвет офицерства, антиолигархически настроенные генералы и офицеры Генерального штаба артиллерийского, оперативного, разведывательного и контрразведывательного направлений. Ибо они знали, что представляет собой Рябушинские, Третьяковы, Коноваловы, Терещенки, Прогрессивный блок с Милюковым и Гучковым. Знали, что за спиной кричащих о своем патриотизме заводчиков и фабрикантов стоят британские банки, немало вложившиеся и в их дела, и в «революцию», и что за земельными магнатами стоят французские и бельгийские банки, обладающие большинством закладных на русскую землю. В прямом разговоре с Керенским генерал Верховский, командовавший в июльские дни Московским ВО, отнюдь не большевик, прямо заявил:

«Надо, чтобы массы верили своему командному составу… Но для успеха нужно прежде всего идти на широкие реформы: дать землю крестьянам, заключить мир или по крайней мере резко сократить армию»[54].

Кто же тогда вольно или невольно поддерживал меркантильные интересы банкиров? В основном это были офицеры из разночинной буржуазной интеллигенции, пришедшие в армию во время мировой войны и своей личной храбростью на фронтах заслужившие золотые погоны. Тем самым они посчитали себя цветом русского народа. Но, будучи носителями буржуазной идеологии, видевшими только себя любимых в почете и славе, они никак не могли простить «хаму-простонародью» недооценки, по их мнению, своего «величия». Поэтому делали вывод: «хама» надо поставить на место. Тот же Верховский вспоминает: «Люди, окружившие меня, ждали многого от Государственного совещания в Москве. Они надеялись, что это будет нечто вроде земских соборов смутного времени, когда Минин призвал имущие классы к жертвам и когда благодаря этим жертвам удалось изгнать интервентов из Москвы и воссоздать русское национальное государство. Но настроения современных Мининых были совершенно не похожи на настроения их предков в 1613 году.

Перед самым совещанием Всероссийский торгово-промышленный съезд собрал съехавшихся со всей матушки Руси толстосумов всех видов: Тит Титычей в поддевках и московскую передовую промышленную знать с прямым английским пробором. Под истошный вой негодования, звериный рык своих друзей и единомышленников Рябушинский говорил о том, какие тяжелые чувства его волнуют. “Густой сумрак навис над русской землей! Временное правительство — пустое место, за спиной которого стоит шайка политических шарлатанов”. Бурными аплодисментами приветствовали собравшиеся выпад Рябушинского против Советов. “Советские лжеучителя направляют страну на путь гибели! Всего не хватает! Рабочие требуют себе первого места в государстве, но они даже не могут сохранить производительность труда на прежнем уровне; фабрики стали давать от 20 до 30 % того, что они давали до революции. О каком же первом месте в государстве может говорить такой класс (“Правильно!” — вопили заводчики)? Только костлявая рука голода образумит народ! Люди торговые! Спасайте землю русскую!”.

Но современные Минины совершенно не собирались жертвовать своими кошельками для спасения родины; они искали “Бову королевича”, который бы разгромил революцию. И этот “народный герой” ясно намечался — это был генерал Корнилов. Ему были отпущены кредиты на организацию “ударников”; его имя прославляли, ему обещали поддержку. От имени капиталистов к нему ездили гонцы. Аладьина командировали для освещения дел внешней политики. Завойко готовился расправиться с революцией в министерстве внутренних дел. Совет казачьих войск тоже присоединил свой голос к “реву” именитых торговых людей. Казачья верхушка начала дрожать от страха перед иногородними. Казаки, представленные на съезде казачества, постановили считать Корнилова несменяемым. Союз офицеров под бурю аплодисментов присоединился к этому требованию. Корнилов становился знаменем, вокруг которого собиралась вся махровая контрреволюция. Союз офицеров и казачество пошли дальше. Они постановили, что в случае смены Корнилова они призовут всех офицеров, все казачество и всех георгиевских кавалеров выступить с оружием в руках на его защиту»[55].

Первую пробу сил мятежники хотели устроить по приезде Корнилова в Москву на проходившем с 25 по 28 августа Государственном совещании. На его встречу собрались все «сливки» общества, включая Союз офицеров и Союз георгиевских кавалеров. Звучала бравурная музыка, под ноги «героя дня» летели цветы, и все это покрывалось многоголосым «ура». И вдруг уже настроившийся на полный триумф Лавр Георгиевич попал под холодный душ. При встрече на вокзале командующий округом генерал Верховский после своего официального рапорта неожиданно предупреждает Корнилова, что у него в казармах Москвы стоит под ружьем 15 тысяч солдат-фронтовиков, руководимых надежными офицерами, а в запасе до 400 тысяч человек рабочих Москвы. При малейшей попытке переворота он даст приказ войскам, а Совет бросит на улицу массы рабочих, и от всей возможной затеи не останется и следа.

Читатель, оцени глубину того, что происходило тогда на просторах матушки России, если русский боевой офицер, дворянин, занимающий высокий военный пост, вдруг напрямик угрожает своему начальнику в лице Верховного Главнокомандующего.

Но это еще не все. Уже в июльских днях чувствовались опытные руки генерал-квартирмейстера Главного управления Генерального штаба генерал-лейтенанта Николая Михайловича Потапова и генерал-квартирмейстера штаба Западного фронта генерал-майора Александра Александровича Самойло. Они и подчиненные им офицеры сумели произвести анализ соотношения сил Временного правительства и большевиков, их взаимное размещение и прямо высказали Сталину: мол, ребята, немедленно сворачивайте восстание. В настоящий момент ваше дело проигрышно из-за нехватки сил в целом по стране и стихийности вашего движения. К тому же готовится военный путч, а это значит, что ваш противник, не как вы, мобилизован. Вот после его разгрома, в ходе которого уже вы сами мобилизуетесь, победа будет за вами.

В середине апреля 1917 года на Западном фронте во Франции началась Сен-Картенская операция англо-французских войск, получившая впоследствии название «бойня Невеля». К середине мая, к моменту выхода из Временного правительства главных англофилов Милюкова и Гучкова, начатое наступление окончательно заглохло, и до глубокой осени союзники активных действий больше не предпринимали. Без сомнений, за спиной России состоялся англо-германский сговор. Ее, выбивающуюся из-под их контроля, британцы решили просто отдать на растерзание немцам и диктатору Корнилову. Деникин вспоминает: