Время расставания - Тереза Ревэй

— Ты и так уже вся седая, Нана, — возразила девочка, тогда как ее гувернантка энергично отряхивала пыль с короткого пальтишка из красного бархата.

— А, вот ты где, Камилла! Мы ищем тебя уже целый час. А ведь я просила тебя не отходить от Жанны. Почему ты никогда не слушаешься?

Худенькая женщина, одетая в темно-серый костюм с воротником-шалькой и рукавами, отделанными горностаем, сердито смотрела на девочку. Затем она повернулась к Александру, который по-прежнему держал в руках манто.

Под войлочной шляпкой без полей, надвинутой почти на самые брови, он увидел сияющие глаза. Тонкий нос, красные губы, полупрозрачная кожа — вне всякого сомнения, это была мать малышки. Мужчина не мог сдвинуться с места, сраженный ее красотой. Ему было достаточно одного взгляда, чтобы отметить истинную элегантность этой женщины, ее изящные лодыжки в шелковых чулках, тонкие руки, затянутые в перчатки, нежную кожу, оттененную жемчужным ожерельем. Она была высокой, почти с него ростом.

— Это вы нашли ее, месье? — спросила незнакомка.

— Папа! — воскликнула маленькая Камилла и бросилась в объятия Андре Фонтеруа, который подхватил ее на руки.

— Послушай, дорогая моя, ты сильно нас напугала! Не следует исчезать так неожиданно. Где ты была?

— Я искала тебя, но здесь так много лестниц, и я так утомилась, что прилегла поспать. Это Александр меня разбудил.

Смущенный Александр почувствовал, что на него обратились взгляды всех присутствующих.

— Девочка… Я нашел ее на шестом этаже, вместе с шубами, — сообщил он, как будто извиняясь.

— Ну что же, теперь надо торопиться, — нетерпеливо заявила Одиль Венелль, появившись из витрины, расположенной слева от входной двери. — Я всегда знала, что моя крестница слишком умна, чтобы уйти из магазина. Идите сюда, молодой человек, мне необходима ваша помощь.

Успокоенный тем, что больше не является центром внимания, Александр поспешил повиноваться приказу. Госпожа Венелль объяснила ему, как следует накинуть манто на плечи воскового манекена, облаченного в разноцветные платки. Но она тут же передумала, заставила Александра убрать манекен и повесить соболиную шубу на прозрачную вешалку, прикрепленную невидимой нитью к потолочной балке. Таким образом манто как бы парило в воздухе среди всевозможных картонных кубов.

Александр собирал булавки, рассыпанные по полу, когда услышал тоненький голосок:

— До свидания.

Мужчина развернулся на каблуках и оказался лицом к лицу с Камиллой.

— До свидания, мадемуазель. Я был счастлив познакомиться с вами.

Повинуясь внезапному порыву, девчушка обхватила его руками за шею и поцеловала в щеку.

— Ты можешь продолжать называть меня принцессой, если хочешь, — с хитрым видом заявила маленькая проказница.

Она стрелой вылетела из витрины, чтобы присоединиться к своей гувернантке, ожидающей ее у двери.

Затем к нему подошла Валентина Фонтеруа. Александр медленно поднялся.

— Спасибо вам за то, что вернули нам дочь, месье, — очень серьезно сказала она.

— Да что вы, не стоит благодарности, мадам… Она очень красивая.

«Но не такая красивая, как ее мать», — подумал Александр.

— Красивая, но капризная. Как все дети в ее возрасте.

— Моя мама утверждала, что в этом возрасте моя младшая сестра делала еще больше глупостей, чем мы, ее сыновья.

— Вот видите, всем нам, матерям, не очень везет…

Она смотрела на него несколько секунд, которые показались Александру вечностью, а затем с улыбкой удалилась.

Сквозь стекло витрины он видел, как она села в длинный черный автомобиль. Шофер в серой форме захлопнул за ней дверцу и устроился на переднем сиденье. Когда машина отъехала, Александр почувствовал себя брошенным, как будто корабль ушел в море, оставив его на пристани.

В машине Камилла ни секунды не оставалась на месте.

— Когда я буду большой, моя голова достанет до потолка, — заявила она.

— Сядь, — строго сказала Валентина.

Девочка повиновалась. Усевшись между двумя женщинами, она хотела взять мать за руку, но Валентина переплела пальцы на коленях и стала смотреть в окно. Так, молча, они доехали до авеню Мессии.

Валентина испытала шок. Когда молодой человек медленно поднимался с корточек, не отрывая от нее глаз, она чувствовала, что каменеет. «Бог мой, как же он красив!» — подумала она. Какой абсурд! Она не верила в любовь с первого взгляда и прочие глупости. Но безупречность его черт, изящная линия носа, яркие голубые глаза…

Раз за разом она прокручивала в голове каждое мгновение их встречи. Когда он вошел в комнату с шубами на руке, она не разглядела черт его лица. В белой блузе он походил на любого другого служащего ее мужа. Она слушала, как Одиль отдавала ему распоряжения, но в тот момент думала о чем-то своем, а затем, внезапно увидев его, она испытала чувство, как будто солнечный луч разрывает грозовые облака, и ее сердце остановилось. Она разговаривала с незнакомцем, а сама мечтала погладить его по щеке, ощутить его кожу под своими пальцами, поцеловать его губы. Валентина вздрогнула: она теряет голову!

— Перестань напевать, Камилла! — раздраженно бросила молодая женщина.

Девочка замолчала, мрачнея лицом.

Пьер Венелль поднимался по ступеням Оперы, его жена держала его под руку. Он крайне неохотно согласился сопровождать Одиль на «Бал мехов», благотворительный праздник, организованный во дворце Гарнье[9], чтобы пополнить фонды, предназначенные для обучения молодежи. Пьер никогда не любил пышных празднеств. Толпа его раздражала, а шикарные действа подобных вечеров, обычных для парижской жизни, оставляли равнодушным. Слава богу, на сей раз хотя бы не требовалось маскарадных костюмов! Он просто ненавидел все эти переодевания.

Осенью 1928 года у банкира появилось множество других забот. Не так давно Пьер вернулся из поездки в Нью-Йорк. Биржу лихорадило, его клиенты просили об огромных кредитах: они намеревались скупать дешевеющие акции, мечтая обогатиться. Но это неистовство не коснулось парижанина. Старый банкир Фуркруа, назвав его своим наследником, дал Пьеру последний совет: «Не забывайте, мой дорогой Венелль, что в тех бочках меда, которые вам предлагают банкиры, всегда найдется хоть одна ложка дегтя. Помните об этом, и тогда у вас будет шанс выпутаться из самой трудной ситуации». Это шутливое наставление навсегда врезалось в память Венелля. Будучи мнительным по натуре, Пьер никогда не принимал серьезных решений, не прислушиваясь к внутреннему голосу. И вот сейчас этот голос нашептывал, что колосс Уолл-стрита опирается на глиняные ноги.

— Это просто великолепно, ты не находишь? — прошептала ему на ухо Одиль.