Первая мировая. Проигравшие победители. Русские генералы - Алексей Порошин

К особенностям выбранной для обучения сына гимназии следует отнести: индивидуальный подход к возможностям каждого ученика; целенаправленное развитие способностей к самостоятельному труду. Это учебное заведение давало глубокие знания иностранных языков – немецкого, французского, английского, кроме того, латинского и греческого.

А. Н. Куропаткин воспитывался в семье до 10 лет, и с детства ему была привита любовь к чтению: дворянские дети рано начинали приобщаться к русской и мировой литературе. Его отец Н. Е. Куропаткин в 1845 г., еще до рождения сына, основал библиотеку в родовом имении в селе Шешурино. Во время пребывания в стенах кадетского корпуса в 1858–1864 гг. А. Н. Куропаткин сам начал собирать книги. Первыми экземплярами стали полученные в награду за благонравие и успехи в науках сочинения А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова, Н. В. Гоголя, Н. А. Некрасова, И. А. Крылова и А. В. Кольцова. Как и вся молодежь того времени, он увлекался учением народолюбцев – Н. Г. Чернышевского, Н. А. Добролюбова, В. Г. Белинского, Д. И. Писарева. Позже ему стала интересна литература по естествознанию. В библиотеке появились книги Г. Н. Люиса, Н. М. Федоровского и др. Впоследствии А. Н. Куропаткин продолжал приобретать и коллекционировать различные труды: книги с автографами видных ученых, военных, книги по родному краю, редкие рукописи. Его собирательская деятельность позволила значительно пополнить семейную библиотеку, заведующим которой он числился с 1918 г. после национализации.

Однако только любовь к чтению не могла дать общекультурного образования и конкурировать с воспитанием в тех дворянских семьях, которые имели в этом отношении давние традиции и большие средства. С. Ю. Витте, характеризуя А. Н. Куропаткина, отмечал наряду с его «отлично подвешенным языком» и то, что «европейски культурный человек скоро бы заметил невежественность и малокультурность этого субъекта, который ест рыбу ножом и не говорит на иностранных языках».

Н. В. Рузский читал, писал и переводил с французского и немецкого языков, но объясняться не мог, о чем отмечалось в его аттестационном списке от 1.01.1893 г., когда он был начальником штаба 32-й пехотной дивизии. А. Е. Эверт, согласно сведениям аттестационного листка № 289 на него, когда он был начальником штаба 10-й дивизии, также не свободно владел французским и немецким языками. По всей видимости, за время воспитания в семье языки Н. В. Рузским и А. Е. Эвертом не были достаточно освоены. В военной гимназии, где они воспитывались с юного возраста, в результате реформ 1862–1870 гг. была введена обширная общеобразовательная программа. Однако курс иностранных языков – качество его преподавания и недостаточная требовательность со стороны руководства учебного заведения – не давал возможности полного овладения французским и немецким языками, и, конечно, индивидуальность обучения не предусматривалась. В военно-учебных заведениях России в подготовке офицеров исходили из убеждения, что образование (это формирование личности в целом) включает в себя воспитание и учение. При этом воспитание (являлось приоритетным) – целенаправленный, организованный процесс влияния на воспитанника, призванный формировать совокупность свойств, составляющих нравственный элемент воина, его силу духа или военную энергию; учение – формирование интеллекта, развитие ума обучением.

Общеобразовательная программа кадетских корпусов, в одном из которых воспитывался А. Н. Куропаткин, тем более была несовершенна до их реорганизации в военные гимназии, исчерпала себя на тот период, что и являлось одной из причин реформы военного образования.

Детские годы М. В. Алексеева протекали в обстановке бедного армейского офицера в маленьком уездном городке Вязьме, где в то время стоял 64-й Казанский полк. Достаток в семье был небольшой, и это заставляло Михаила подрабатывать и помогать семье. В этой связи Н. В. Волков-Муромцев писал: «…он наш, вязьмич, начал свою карьеру как босоногий мальчишка, продавал газеты…» Полки часто меняли свои стоянки, и семье приходилось время от времени переезжать. Благодаря матери (вероятно, сказались ее дворянские традиции) М. В. Алексеев получил воспитание и некоторое начальное образование в семье. Н. А. Епанчин (один из современнков) считал, что в молодости М. В. Алексеев не отличался хорошим умственным развитием. Но позже самолюбие, наличие природного ума, необыкновенная добросовестность и неутомимая энергия позволили ему самостоятельно приобрести обширное общее образование. Он очень много читал, покупал и выписывал военные книги. С помощью жены освоил французский и немецкий языки и читал в оригинале иностранную военную литературу. Однако сам М. В. Алексеев отмечал свою отсталость от светской жизни.

У Н. И. Иванова в аттестации 1899 г. отмечались хорошие умственные способности, присущие ему усердие, энергичность, твердая воля, полная отдача служебным делам. Тем не менее недостатки воспитания и общекультурной подготовки, неоднозначность происхождения вызывали снисходительное отношение к нему в высших кругах Петербургского общества, «…его считали «goujat»[4]и никак не могли понять, почему Государь пожаловал его генерал-адъютантом».

Сословные и семейные традиции дворянства предопределяли будущее ребенка, не оставляя ему возможности делать самостоятельный выбор, сообразуясь со своими наклонностями и желаниями. Выбор профессии в других социальных слоях основывался на иных принципах, среди которых материальное состояние семьи было на одном из первых мест.

В дворянских семьях, где военное дело было традиционно (А. А. Брусилов, Я. Г. Жилинский), к выбору профессии побуждал дух семьи. Своими сложившимися порядками, привычками, отношением к военной службе семья оказывала влияние на развитие у мальчика интереса к армии. Ребенок с детства ориентировался, настраивался на военную службу, видя, как отец и (или) родственники увлечены ее особенностями и следуют идеалам воинской доблести. Родственники – ветераны-участники войн делились с подраставшим поколением воспоминаниями о боях, рассказывали о благородстве, стойкости, мужестве русского воина, что уже, по сути, было элементом патриотически-народного воспитания. В комнатах висели картины сражений и портреты героев войн. А. А. Брусилов упоминал, что «…самым главным впечатлением моей юности были, несомненно, рассказы о героях кавказской войны…». Многие подростки, наблюдая военные парады, учения, обращали внимание на знамена, полученные полками за победы в боях, мундиры, головные уборы. Военные атрибуты представлялись детскому воображению знаками благородства и воинской чести. Возможно, кого-то из ребят влекла романтика военной службы, а кто-то, увлекаясь военными играми в «солдатики» и постигая некоторые законы тактики, мечтал о славе. Как правило, дети офицеров становились также офицерами. С. Карпущенко писал: «…что такое сын офицера? В большинстве это человек, который с детских пеленок проникается оригинальной прелестью военной жизни. В младенческом возрасте он уже бывает счастлив, когда ему импровизируют военный мундир. Едва он начинает лепетать, как уже учат его военной молитве за царя, и образ государя, столь обаятельный в военном мире, чудно рисуется в его детском воображении. Он засыпает под звуки военной зари и далеко уносится в своих мечтах в область героизма, слушая солдатские песни, исполненные военной поэзии. Учения, маневры, стрельба, стройные линии солдат, военная музыка, знамя, окруженное своими защитниками, – все это становится ему близким, родным, он тоскует по этой обстановке, если отрывается от нее, и его совсем не тянет в какой-нибудь иной мир; он мечтает о кадетском корпусе…»