Разбитое сердце - Барбара Картленд

— То есть?

— Я отправляюсь в Глазго. Вам придется сообщить мне, где находится этот секретный объект. Я или наймусь туда на работу, или поселюсь рядом, чтобы выяснить, что там происходит.

— Едва ли это возможно, — поджал губы Питер.

— Нисколько не сомневалась в том, что вы скажете это, — ответила я невозмутимо. — Удивилась бы я только в том случае, если бы вы согласились. И ради бога, давайте перестанем делать «так как надо», а разнообразия ради поступим соответственно обстоятельствам! Вы, конечно, можете попытаться узнать отсюда, нет ли там лица с итальянской фамилией, но если таковая персона полиции неизвестна, нам, скорее всего, придется искать его самостоятельно.

— И вы полагаете, что похожи на фабричную девчонку? — ехидно осведомился Питер.

Я пересекла комнату и взяла со столика номер «Ивнинг стандард».

— Посмотрите на это фото, — сказала я, указывая на фотографию дочери герцога, работающей на заводе, изготавливавшем снаряды.

— Не думаю, чтобы от нее был какой-либо толк, — заметил Питер.

В порыве раздражения я швырнула газету на пол.

— Да перестаньте вести себя с таким превосходством и насмешками! По-моему, вы один из самых противных мужчин среди тех, кого мне приходилось встречать в своей жизни.

— Ну, простите, — проговорил Питер, и в голосе его действительно прозвучало раскаяние. — Не хотел вас обидеть, на самом деле меня ужасно раздражает вся эта показуха. Мы ведем войну, положение чрезвычайно серьезное, a газеты преподносят нам чуть ли не светскую хронику.

Подобрав с пола газету, он бросил на нее презрительный взгляд.

— Вместо того, чтобы дать снимок рабочего, давшего больше всех продукции с начала войны, они пишут о дуре-дебютантке, по счастью обладающей титулом. Какая сейчас разница в том, кто входит в заводские ворота? Главное — то, что производится.

— Понимаю ваше негодование, — согласилась я, — но именно люди света из поколения в поколение правили Англией. Нескольким годам войны разом не отменить этого, и, на мой взгляд, некоторые из девиц, не желающих «унизить» себя работой на предприятии, отнесутся к такой перспективе иначе, если узнают, что будут работать рядом с дочерью герцога.

— Вы правы, — признал Питер. — Мела, вы удивительно здравомыслящий человек. И я уверен в том, что нам нужны такие люди, как вы, готовые продемонстрировать, какими тупыми сделались наши мозги, засоренные бессмысленными предрассудками.

— Вы говорите вполне смиренным тоном, — сказала я. — И мне это нравится. Я всегда опасалась этого присущего англичанам неистребимого чувства собственного превосходства.

— Иногда мне хочется отшлепать вас! — мрачным тоном заметил Питер. — Чувства собственного превосходства нам не занимать, но едва ли оно так уж ужасно.

— Если бы вы когда-либо повстречались с самим собой, — поддразнила я его, — то вы бы поняли, что я имею в виду.

На лице его застыло недовольное возражение, но тут часы пробили шесть, и я воскликнула:

— Послушайте! Это серьезно! Я хочу незамедлительно отправиться в Глазго. Я полагаю, что мой план не так уж плох.

Я забрала у Питера «Ивнинг стандард». На той же самой странице, рядом с фото дочери герцога был помещен снимок рабочей столовой, и мне в голову пришла неплохая идея.

— У меня есть идея! — воскликнула я. — Мы могли бы вместе с вами устроить там выездной ларек.

— Вряд ли это возможно, — усомнился Питер.

— Возможно! Все возможно, если захотеть. А для начала позвоните власть предержащим и узнайте, есть ли там человек с итальянской фамилией. А потом раздобудьте разрешение — или что там требуется — для того, чтобы мы организовали выездную торговлю на этом секретном предприятии. Лучше не вовлекать в это дело лишних людей, если вы можете это устроить. Вы будете вести машину, а я раздавать еду и питье.

— Может, это и неплохая идея, — проговорил Питер задумчиво. — Но что подумают люди?!

— Какие еще люди? — с резкостью ответила я. — И какого черта мне в их мнении и в том, кто они. Это война! Не думаете ли вы, что людей, убивших дядю Эдварда, сколько-нибудь заботит, что мы о них думаем.

Питер промолчал, а я продолжила:

— Меня ни капли не заботит, что может подумать обо мне или о вас сборище идиотов. К тому же, зачем им знать? Зачем помещать в газетах сообщение о том, что состоятельный мистер Питер Флактон, депутат парламента, открывает в Глазго заводской буфет.

— Конечно же нет! — в ужасе воскликнул Питер. — Я думал не о себе, а о вас.

— Обо всем, что касается Памелы Макдональд, я побеспокоюсь сама. Мне казалось, что вы смогли убедиться в том, что эта разумная молодая особа вполне способна сама позаботиться о себе.

— Это очевидно, — усмехнулся Питер. — Что ж, я исполню все, что приказано вами. Но придется переговорить с министром внутренних дел, и один только Бог знает, что он скажет о вашей идее!

— А каков он из себя? — спросила я.

— Внешне или характером? — уточнил Питер.

— И то и другое.

— Высокий, темноволосый, худощавый, блестяще образованный, но несколько резковатый, во всяком случае до завтрака, холостяк.

— Как раз мой тип. Будет лучше, если я сама съезжу на встречу с ним.

— Вы никуда не поедете. Вы и так причиняете мне достаточно хлопот. Оставьте это дело мне. Если вы не против, я предпочту собственные методы.

Я повернулась к двери.

— Мне безразлично, какими методами вы пользуетесь, — проговорила я, — пока они дают нужный мне результат.

Не предоставляя ему времени на ответ, я поднялась по лестнице. В гостиной я застала Макса, в одиночестве читавшего газету.

— А где все остальные? — спросила я.

— Сибил поехала в Красный Крест, — ответил он, — Вили отправилась с ней. А вы что делали?

— Переделала много разных дел, — уклонилась я от прямого ответа. — Это у вас чай? Я тоже выпила бы чашечку.

— Позвоню, чтобы принесли свежий чай, — сказал он, нажимая на кнопку звонка.

Я вдруг поняла, что голодна, и налегла на лепешки и хлеб с маслом. Когда дворецкий принес чайник с только что заваренным чаем, Макс, раскуривая сигарету, вдруг проговорил:

— Теперь я долго здесь не пробуду, ухожу в авиацию свободной Югославии.

— Как это мило! Вам нравится летать?

Игнорируя мой вопрос, он спросил:

— А вы будете скучать, когда я уеду?

— Конечно, — легко пообещала я. — Но я и сама недолго пробуду здесь, устроюсь на работу. Раз уж я осталась в Англии, придется чем-то заняться.

— Я считаю вас очаровательнейшей и отважнейшей особой, — проговорил Макс в иностранной манере, которая странным образом лишала его слова всякой застенчивости.