Правосудие Зельба - Бернхард Шлинк

Через час я уже поджидал их в машине на другом берегу. Но они появились у турникета только в шесть часов. Тоненькие ножки Мишке покраснели. Фрау Бухендорфф шла с распущенными волосами до плеч; ее голубое шелковое платье оттеняло загар. Они поехали к ней на Ратенауштрассе. Когда они вновь вышли из дома, на ней были короткие брючки в довольно смелую клетку и черный комбинированный кожано-вязаный пуловер, а на Мишке светлый льняной костюм. В нескольких шагах от дома они вошли в отель «Штайген-бергер» и направились в бар. Я терся в холле, пока не увидел, как они идут со своими бокалами от стойки бара в зал ресторана. Тогда я тоже пошел в бар и заказал «Aviateur». Бармен удивленно уставился на меня, я объяснил ему состав коктейля, и он небрежно кивнул. Мы разговорились.

— Представляете, как нам повезло! — сказал он. — Только что здесь была парочка, хотят поужинать в ресторане. Так вот, у него из бумажника выпала визитка, прямо мне на стойку. Он, правда, сразу же сунул ее обратно, но я успел прочесть, что там было написано: «Inspecteur de bonne table».[55]Мишленовец![56]Один из тех, что составляют гид. У нас, конечно, хороший ресторан, но я на всякий случай сразу же сказал про него метрдотелю, так что этой парочке обеспечено сегодня такое обслуживание и такая еда, какие им, наверное, и не снились.

— А вам обеспечены две звездочки или на худой конец три скрещенных вилочки и ложечки?

— Будем надеяться!

«Inspecteur de bonne table»… Черт побери! Сомневаюсь, что удостоверения подобного рода в самом деле существуют. Богатая фантазия Мишке меня поразила не на шутку. В то же время мне стало как-то не по себе от этого маленького фокуса. Да и состояние немецкой гастрономии навело меня на печальные размышления. Вот, значит, к каким средствам уже нужно прибегать, чтобы добиться приличного обслуживания?..

На сегодня я мог со спокойной душой закончить слежку. Мои подопечные отправятся после последней рюмки кальвадоса к фрау Бухендорфф или поедут к Мишке в Гейдельберг. Завтра утром, во время своей ранней воскресной прогулки до церкви Христа, я увижу перед домом фрау Бухендорфф на Ратенауштрассе либо обе машины, либо только ее машину, либо ни одной.

Я вернулся домой, накормил кота кошачьими консервами, а себя — равиоли и лег спать. Перед сном я еще немного почитал «Зеленого Генриха» и, засыпая, подумал, как хорошо было бы очутиться на Цюрихском озере.

В воскресенье утром я сам себе организовал чай и сливочное печенье в постель и принялся размышлять. Я был уверен: Мишке и есть тот, кого я искал. Он во всех отношениях отвечал сложившемуся у меня представлению о преступнике: он был и игрок, и технарь-кудесник, и шутник, а его склонность к жульничеству довершала картину. В качестве сотрудника РВЦ он имел возможность внедряться в информационные системы предприятий, а в качестве друга фрау Бухендорфф — мотив выбрать для этого именно РХЗ. Повышение жалованья директорских секретарш было анонимным подарком подруге.

Одних этих фактов, если дело дойдет суда, конечно, будет недостаточно. И тем не менее для меня они были настолько убедительны, что я думал уже не о том, он ли это действительно, а о том, как мне его изобличить.

Очная ставка, в надежде на то, что он под тяжестью обвинений сломается? Смешно! Устроить ему новую ловушку, вместе с Эльмюллером и Томасом, на этот раз уже с конкретным прицелом и более тщательно подготовленную? Во-первых, у меня не было уверенности в том, что это даст положительный результат, а во-вторых, я хотел провести поединок с Мишке сам и собственными средствами. Это дело оказалось одним из тех, которые пробуждают мой личный интерес. На сей раз этот интерес был, может даже, слишком личным. Во мне росло какое-то нездоровое чувство — смесь профессионального честолюбия, уважения к противнику, глухой ревности, классического азарта охотника, преследующего дичь, зависти к молодости Мишке. Я знаю, это все — «нечистота мира», которой неподвластны лишь святые, если не считать фанатиков, полагающих, что они тоже ей неподвластны. Но меня она иногда угнетает. Поскольку мало кто признается себе, что заражен ею, я начинаю думать, что один страдаю от этого недуга. Когда я учился в Берлинском университете, мой учитель, Карл Шмитт, излагал нам теорию, проводящую четкую границу между личными и политическими врагами, и все признавали его правоту и находили в этом оправдание своему антисемитизму. Меня уже тогда мучил вопрос: может, другие не выносят нечистоты своих чувств и стремятся прикрыть, приукрасить их? И может, моя способность проводить четкую границу между чувством и делом просто недоразвита?

Я сделал себе еще чашку чаю. Можно ли изобличить Мишке с помощью фрау Бухендорфф? Можно ли через нее заставить его еще раз, теперь уже под контролем, внедриться в информационную систему РХЗ? Нельзя ли воспользоваться Гремлихом и его явным желанием подложить Мишке свинью? Мне не приходило в голову ничего убедительного. Придется положиться на свой талант импровизатора.

Продолжать слежку не было никакой необходимости. Однако, отправляясь в «Розенгартен», где мы иногда по воскресеньям встречаемся с друзьями, я пошел не привычным путем мимо водонапорной башни, а мимо церкви Христа. «Ситроена» Мишке перед домом не было, а фрау Бухендорфф работала в саду. Я перешел на другую сторону, чтобы не здороваться с ней.

— Доброе утро, фрау Бухендорфф. Как прошли выходные?

В половине девятого она все еще сидела с газетой, раскрытой на спортивной странице. Для меня уже был приготовлен список предприятий, подключенных к системе смоговой тревоги, около шестидесяти названий. Я попросил ее отменить мою встречу с Эльмюллером и Томасом. Мне не хотелось видеться с ними до окончания расследования. Впрочем, я и потом не горел желанием общаться с ними.

— Вы тоже восторженная поклонница нашего теннисного гения, фрау Бухендорфф?

— Что значит «тоже»? Вы хотите сказать — как вы или как миллионы других немецких женщин?

— Ну, я, во всяком случае, считаю, что он действительно потрясающе играет.

— А вы играете?

— Вы будете смеяться, но мне трудно найти достойного противника, который выдержал бы мой натиск. Правда, молодежь иногда побеждает меня просто потому, что у них другие физические возможности. Но в парном теннисе, с хорошим партнером, мне практически нет равных. А вы играете?

— Можно мне тоже похвастаться, господин Зельб, — в подражание вам? Я играю так хорошо, что мужчины наживают себе со мной комплексы. — Она встала. — Разрешите представиться: чемпион юго-западного региона среди юниоров в тысяча девятьсот шестьдесят восьмом году.