Месть через три поколения - Наталья Александрова

Очень он себя за это корил, плакал даже. Простились они с сестрой, конечно, по-хорошему, но все же…

— А что же раньше она к нему не обратилась?

— Гордая очень была, характер такой. И, главное дело, с мужем развелась она буквально через три года, Валерка еще маленький совсем был. Полным барахлом этот муж оказался, видно, и правда думал в семью богатую пристроиться, а когда выгнали его, он и проявил свою сущность подлую.

— Так, выходит, отец был прав насчет жениха?

— Прав-то он прав, только когда же молодые родителей слушали? — вздохнула старуха. — И не знаю я ничего, не мне об этом судить, у меня детей нет.

«У меня тоже», — подумала Инга.

— Анна не захотела перед отцом унижаться, сама ребенка растила. А как болеть начала, так Валерка и явился. Короче, Валентин Рудольфович его потому и приблизил к себе, что перед сестрой вину чувствовал. А тот и рад стараться: дядечка то, дядечка се.

Сам-то по себе пустой парень, несерьезный. На отца своего похож в этом смысле. А тут как-то приходит и говорит: хочу, мол, дядечка, вашу фамилию взять. Отцовская фамилия у него Козловский, так я, говорит, того человека и вспоминать не желаю, ничего хорошего от него не видел. А у вас фамилия знаменитая. Нашему, конечно, лестно, прослезился он. Все, говорит, тебе останется. Завещание написал, все честь по чести, если что с ним — главный родственник Валерка этот, сразу чтобы ему сообщили.

Старуха кивнула на стенку, где на гвозде был прикреплен клочок бумаги. Инга скосила глаза и увидела четко написанные цифры номера телефона и имя: Данциг Валерий Валентинович.

— Спасибо, торт очень вкусный.

Пока старуха убирала торт обратно в буфет, Инга переписала номер в свой мобильник.

Во дворе она набрала Шефа и получила от него адрес нового Данцига, который Шеф мигом выяснил по номеру телефона. Оказывается, в его хваленой базе данных племянник фигурировал еще под фамилией Козловский. «Плохо работают наши органы», — хотела съязвить Инга, но промолчала.

Племянник профессора жил в типовой запущенной хрущевской пятиэтажке. У подъезда двое мальчишек младшего школьного возраста, сосредоточенно пыхтя, отвинчивали какую-то деталь от ржавого «Запорожца». Инга обошла их и потянула на себя дверь.

Хотя здесь имелся домофон, с тем, чтобы войти в подъезд, проблем не было: кто-то из жильцов вставил дощечку между дверной коробкой и дверью, так что закрыть до конца ее было невозможно.

Инга поднялась на третий этаж и позвонила.

На звонок никто не отозвался.

Неужели она опоздала?

Убийца снова опередил ее?

Инга почувствовала, как повлажнели ладони, в голове появилась знакомая пульсирующая боль. Неужели за этой дверью ее ждет очередная кровавая инсталляция?

А может, все не так плохо? Может быть, Валерия Данцига просто нет дома?

На всякий случай она позвонила еще раз, долго и требовательно, как будто от этого звонка зависела чья-то жизнь.

Из-за двери соседней квартиры донесся крик:

— Валерка, скотина, да открой ты наконец! Меня эти звонки уже достали! Я после ночной смены имею право выспаться?

Тут же за дверью Данцига послышались осторожные шаги, и беспокойный голос спросил:

— Серый, ты, что ли? Я же тебе говорил, чтобы ты сюда не приходил!

Инга перевела дыхание.

Кажется, и этот Данциг жив.

— Это не Серый, — громко ответила она, — это Анна Громова.

— Анна? Какая еще Анна?

— Я представляю сетевое издание «Окошко. Ру» и хочу с вами поговорить о вашем дяде. И лучше бы не через дверь.

Замок щелкнул, дверь приоткрылась, на Ингу уставился испуганный круглый глаз.

— Вы одна? — спросили по ту сторону двери.

— Как видите! — Инга отступила в сторону. — Ваш адрес дала мне Антонина Андреевна, домработница Валентина Рудольфовича.

— Ладно, заходите. — Хозяин квартиры открыл дверь пошире, пропустил Ингу в прихожую, затем на секунду выскочил на площадку и визгливо бросил в сторону соседской двери: — Знаю я эти твои ночные смены! Знаю, каким местом ты работаешь!

Не дожидаясь ответа, он ретировался в квартиру.

Инга огляделась.

Это была скудно обставленная и очень запущенная квартира без малейших следов благотворного женского присутствия. Неутомимый сквозняк гонял по полу комки пыли, выцветшие обои местами отклеивались от стен.

Хозяину квартиры было на вид чуть больше тридцати, но выглядел он таким же запущенным, как его жилище: одутловатое лицо цвета непропеченного теста, круглый животик, свисающий над поясом поношенных джинсов, несвежая футболка с неуместным здесь Че Геварой. На щеке пламенного революционера красовалось пятно томатного соуса.

— Вы Валерий? — уточнила Инга, оглядев его с ног до головы.

— Валерий Данциг, — ответил мужчина, с явным удовольствием произнеся звучную фамилию. — А вы, значит, Анна? Из какого вы издания, я не расслышал?

— «Окошко. Ру». Мы готовим статью о вашем дяде профессоре Данциге. Я уже собрала материал о его заслугах, о неоценимом вкладе в отечественную филологию, а теперь хотела бы добавить портрету жизненности, теплоты. Вы ведь его единственный родственник?

— Единственный, — кивнул Валера и отвел глаза в сторону. — А что же мы стоим в прихожей? Пройдемте в комнату.

Комната оказалась немногим уютнее прихожей. На столе валялся порножурнал, придавленный грязной кружкой с остатками кофе, на полу на самом видном месте скучал грязный носок.

Валерий ногой отбросил носок, спрятал журнал, переставил кружку и показал Инге на свободный стул:

— Присаживайтесь.

Инга села, преодолевая легкую брезгливость, достала из сумки ноутбук и открыла его, как будто приготовилась записывать интервью.

— Итак, что за человек ваш дядя?

— Замечательный, замечательный человек, ученый с большой буквы!

— Мне хотелось бы услышать от вас какие-то живые детали, какие-то чисто человеческие подробности. Может быть, вспомните какие-нибудь смешные эпизоды из его жизни?

— Смешные? — Валерий явно растерялся. — Насчет смешных не знаю, дядя вообще-то человек серьезный…

— А он хорошо к вам относится? Помогает вам по-родственному?

— На что вы намекаете? — Валерий порозовел. — Кто вам наябедничал? Наверняка эта старая карга Антонина? Так вот это неправда! Это клевета!

— Что неправда? — удивленно переспросила Инга. — О чем вы, собственно?

— О том, что я прихожу к дяде только за… за родственной помощью! Я к нему прихожу по зову сердца!..

— Да я ничего не имела в виду!