Дерзкая темная ночь - Кристина Лорен
Шрифт:
Интервал:
– Да, я знаю. – Мне сейчас неловко. Я понимаю. Ему не хочется, чтобы я о нем так думала.
На панно изображена девушка, не отводящая глаз от лежащего в ладонях пульсирующего сердца.
Когда подходит покупатель, мы замолкаем, и, отвернувшись, я направляюсь к своим вещам на диване. Засовываю альбом в сумку, вешаю ее на плечо и, ссутулившись, стараюсь прошмыгнуть мимо Оливера незамеченной.
– Ты куда собралась, Лола? – зовет Не-Джо.
– Надо выйти, – бормочу я, толкая входную дверь.
Оказавшись снаружи, я осторожно обхожу репортера, достаю телефон и тут же набираю папу, чтобы выглядеть занятой.
Он отвечает на втором гудке:
– Что стряслось, моя девочка?
Наклонившись, я тихо отвечаю:
– Привет.
– Ну привет.
Он делает паузу, ожидая, что я скажу, зачем позвонила. Я сделала это в качестве прикрытия, но сейчас, слыша его по телефону, понимаю, что в моей груди есть ощущение, похожее на воду, напирающую на плотину. Рисование, писательство, фильм, Оливер. Плюс мои типичные «шаг вперед и два назад» во флирте, то, как тщетно я пытаюсь понять Оливера, и ноль навыков в доверии собственному чутью, когда дело касается парней. Это слишком много всего за раз.
Я могла бы позвонить кому-нибудь из девчонок, но уже почти жалею, что рассказала Харлоу про тот день, и не хочу, чтобы она сейчас любопытничала про Оливера. Лондон на работе, а Миа не сможет сдержаться и все выболтает Анселю.
– Что случилось? – поторапливая, снова спрашивает он.
Поморщившись, я закрываю глаза:
– Я просто раскисла.
– Расскажи мне.
– Кто мне выдал в эту жизнь взрослый билет? Кто решил, что это хорошая идея?
Папа смеется:
– Выдали взрослый билет? Ну-ну. Видимо, меня стороной обошли. – Он затягивается сигаретой, и его голос звучит напряженно, когда, задержав дыхание, он произносит: – Выкладывай давай.
Боже, с чего начать? У папы есть свое мнение насчет Остина («форменное трепло, и ты правда думаешь, что он подходит для этого проекта?») и идеи о Рэйзоре как о пришельце с Марса («он что, охренел? Он хоть читал чертову книгу?»). Поэтому разговоры о моей работе для него вроде спускового крючка: они вызывают в нем защитный инстинкт под названием «не позволю никому навешать лапшу на уши своей девочке», и хотя мне нравится, как он мной гордится, у него совсем нет опыта в Голливуде. Его мнение будет громогласным, но бесполезным.
Но что странно, мне и не нужно это обсуждать: работа всегда была областью, где я чувствовала себя уверенно. И кроме того, я все еще разбираюсь в собственной реакции на Рэйзора-марсианина. А вот самая запутанная тема связана с Оливером, и я могу обсудить это с тем, кто, скорее всего, не решится слишком далеко заходить в своих расспросах.
Покусав ноготь, я наконец говорю:
– Думаю, у меня странные отношения с Оливером.
– А-а. – Я слышу, что он резко затягивается, и представляю, как он прищуривается, держа сигарету в зубах.
После чего выдыхает:
– Значит, мы об этом поговорим?
– Судя по всему.
Когда ушла мама, папе пришлось взять на себя все, что касалось воспитания девочки, помогая мне разобраться в душевных драмах, увлечениях парнями, несчастьях и месячных. Он справился с этим настолько стойко, что я его за это просто обожаю. Папа – шутник и приколист, сарказм – механизм его защиты, но я знаю, что внутри он мягкий. И с добрейшим сердцем.
Хохотнув, он выдыхает дым:
– Ну говори.
– В общем… – начинаю я, сощурившись и глядя на небо, – кажется, я хочу большего.
Папа щелкает языком:
– Даже не знаю, Босс. Я не могу до конца понять парня. Думаю, он тебя обожает, но большее ли это для него самого?
Вот именно такая честность мне и нужна. Папа очень любит Оливера, но он не видит нас парой в отличие, например, от Харлоу.
Нахмурившись, я сознаюсь:
– Я не знаю. В Вегасе он ясно дал понять, что не заинтересован.
– А еще Оливер – хороший друг, – добавляет папа. – Будь осторожна, когда пытаешься из этого сделать что-то большее.
Пожав плечами, я пинаю сухие листья на тротуаре. Папа – это зеркало моих собственных мыслей на эту тему.
– Ну да.
Я слышу, как он затягивается и выпускает дым снова, после чего говорит:
– Но я знаю, что все мы получаем меньше, чем хотим.
– Пап.
Он смеется:
– Ты так да. Ну давай, постарайся удержать все на легкой ноте. Сейчас твоя жизнь просто чокнутая. Сначала «Рыба Рэйзор», а теперь ты пишешь еще. И еще этот чертов фильм.
Я вглядываюсь в горизонт. Все это так тяжело, что внезапно ловлю себя на желании сменить тему:
– Что делаешь сегодня вечером?
Мне слышно, как он ногой тушит окурок на заднем крыльце, и стук двери, когда заходит в дом.
– Думаю, на ужин придет Эллен.
Эллен. Папина новая девушка, которую я люблю настолько, что так и тянет показать ей фак. Папа – самый лучший и самый умный из всех, кого я знаю, и он заслуживает кого-то особенного. А Эллен – с фальшивыми сиськами и вечно жующая жвачку официантка в T.G.I. Friday’s[23].
– Потрясающе.
– Похоже, она тебе не нравится.
Я хихикаю:
– Я говорила тебе, что она мне не нравится.
– Она забавная, Босс, – оправдывает он. – И у нее большие сиськи.
– Треш. Вешаю трубку. Разговор был на сто процентов бесполезен.
Он смеется:
– Люблю тебя.
– И я тебя. – Я бросаю телефон в сумку и поднимаюсь по металлической лестнице домой.
Знаю, что соврала: это было не совсем бесполезно. Иногда папа своей честностью попадает именно туда, куда мне нужно. Для Оливера это явно не больше, чем дружба, но даже если и так, то разве то, что есть сейчас, для нас не лучшее?
Едва я вхожу, снаружи кто-то стучит в дверь. Два коротких удара костяшками ладони. Оливер.
Я открываю дверь, прежде чем его рука успевает опуститься.
– Привет, – улыбаюсь я.
Он запыхался и рукой проводит по волосам.
– Привет, – отвечает он. – Могу я войти на минуту?
Я делаю шаг в сторону: «Конечно».
Он проходит мимо меня в гостиную и несколько секунд смотрит в окно, пока восстанавливает дыхание. Кажется, он здесь не за тем, чтобы перехватить бутерброд и воспользоваться туалетом из-за сломанного в магазине. И чем дольше он молчит, тем тревожнее мне становится.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!