Братья Львиное Сердце - Астрид Линдгрен

– Нет, всего ты не знаешь, – возразил Юнатан, – ты не знаешь, что после того, как Урвара заточили в пещеру Катлы, тайную борьбу в Долине Терновника возглавил Маттиас. Это Маттиаса они должны называть своим заступником, а не меня.

– Нет, я слишком стар, – сказал Маттиас. – Ведер прав, какая разница, жив я или помер!

– Нельзя так говорить, – вмешался я, – ты мой дедушка.

– Да, ради этого мне стоит жить. Но возглавлять борьбу я уже больше не гожусь. Это дело молодых. – Он вздохнул: – Ах, если бы только Урвар был здесь! Но он теперь сидит в пещере Катлы и будет сидеть до тех пор, покуда Катла не примется за него.

Тут я увидел, что Юнатан побледнел.

– Мы ещё посмотрим, – пробормотал он, – за кого Катла примется. – И после добавил: – А теперь за работу! Ты, Сухарик, даже не знаешь, что в этом доме мы днём спим, а ночью работаем. Идём, сейчас ты увидишь!

Он первым пролез в «бункер» и кое-что мне показал. Он отодвинул матрац, на котором мы спали, вынул несколько широких шатких половиц, и я увидел чёрную дыру в земле.

– Здесь начинается подземный ход, – объяснил Юнатан.

– А где он кончается? – спросил я, хотя был почти уверен в том, каков будет ответ.

– В чаще, по другую сторону стены, – сказал он. – Там он окончится, когда будет готов. Ещё пару ночей работы, и он дотянется туда, куда нам надо.

Юнатан спустился в этот лаз.

– Я должен прорыть ещё несколько метров, – сказал он. – Сам понимаешь, не могу же я вылезти из земли под самым носом у Толстого Дудика.

Потом Юнатан исчез, а я долго сидел и ждал. Наконец он вернулся с полным корытом земли. Я волоком протянул корыто в кухню, к Маттиасу.

– Вот ещё землица для моего огорода, – пошутил Маттиас. – Было бы у меня хоть немного гороха и бобов, я посадил бы их и не пришлось бы голодать.

– Как бы не так! – ответил Юнатан. – Из каждых десяти бобов на твоём огороде Тенгиль взял бы девять, разве ты забыл это?

– Твоя правда, – согласился Маттиас, – покуда Тенгиль хозяйничает в Долине Терновника, здесь будут царить нужда и голод.

Пока Маттиас высыпал землю из корыта, я стоял в дверях на карауле. Юнатан велел мне свистеть, если я замечу хоть малейшую опасность. Я должен был насвистывать один мотив, которому Юнатан выучил меня ещё давно, когда мы жили на земле. В то время мы часто насвистывали вместе по вечерам, когда ложились спать. Так что свистеть я умел хорошо. Юнатан снова спустился в лаз, чтобы продолжить работу, а Маттиас закрыл дверцу и задвинул её буфетом.

– Запомни хорошенько, Сухарик, – сказал он, – когда Юнатан роет землю, дверца должна быть закрыта и буфет поставлен на место.

Помни, что ты находишься в стране, где живёт и хозяйничает Тенгиль.

– Да уж этого я не забуду, – сказал я.

В кухне было темно. На столе горела единственная свеча, но и ту Маттиас погасил.

– Тёмной должна быть ночь в Долине Терновника, – сказал он. – Ведь здесь слишком много глаз, которые желают видеть то, что им не положено.

Потом он опять пошёл выносить землю, а я встал в открытых дверях на караул. Везде царила тьма, как и хотел Маттиас. Темно было в домах, тёмным было и небо над Долиной Терновника. Ни звёзд, ни луны, кругом кромешная тьма, и я ничего не мог различить. Стало быть, и все ночные глаза, о которых говорил Маттиас, тоже ничего не видели, и это немного утешило меня.

Мне было тоскливо и жутковато стоять одному в темноте и ждать. Маттиас так долго не возвращался. Я начал беспокоиться и волновался всё сильнее и сильнее. Почему он не шёл так долго? Я напряжённо вглядывался в темноту. Но что это, куда подевалась тьма? Внезапно стало намного светлее. Я увидел, что лунный свет стал пробиваться сквозь тучи. Хуже этого ничего не могло быть, и я молил Бога, чтобы Маттиас успел вернуться, покуда темнота вовсе не рассеялась, ведь тогда его тут же заметят. Но было уже поздно. Потому что луна уже светила в полную силу и заливала светом всю долину.

И при свете луны я увидел Маттиаса. Он пробирался с корытом по кустам довольно далеко от дома. Я стал дико озираться по сторонам, ведь мне велено было стоять на карауле. И тут я, к своему ужасу, увидел, что Дудик, этот Толстый Дудик, спускается со стены по верёвочной лестнице.

Трудно свистеть, когда тебе страшно, и у меня это получилось неважно. Я кое-как просвистел свой мотивчик, и Маттиас быстро, как ящерица, юркнул в ближайшие кусты терновника. Но тут меня схватил Дудик.

– Ты что это свистишь? – прорычал он.

– Да я… я сегодня выучил этот мотив, – промямлил я. – Раньше я не умел свистеть, а сегодня вдруг научился. Хочешь послушать?

Я опять принялся свистеть, но Дудик оборвал меня:

– Заткнись! Хоть я и не знаю, запрещено свистеть или нет, однако скорее всего запрещено. Не думаю, чтобы Тенгилю это понравилось. А почему дверь у тебя не заперта? Не знаешь, что ли, что не положено?

– А что, Тенгилю не нравится, когда дверь открыта?

– Поговори мне ещё! Делай, что тебе сказано! Но дай мне сперва ковш воды. Я чуть не помер от жажды, пока ходил по стене.

«Что будет, если он пойдёт за мной в кухню и увидит, что Маттиаса нет в доме? – пронеслось у меня в голове. – Бедный Маттиас, ведь тех, кто выходит ночью из дома, ждёт казнь, сколько раз мне уже говорили об этом!»

– Сейчас принесу, – быстро сказал я. – Подожди здесь, я дам тебе напиться.

Я вбежал в дом и стал шарить в кухне, не зная, в каком углу стоит бочка с водой. Потом я нашёл ковшик и зачерпнул из бочки. И тут я почувствовал, что кто-то стоит за моей спиной. Да, кто-то стоял в темноте почти вплотную ко мне. Я похолодел от ужаса.

– Зажги свет! – приказал Дудик. – Я хочу поглядеть на эту крысиную нору.

Руки у меня дрожали, да и весь я дрожал, но всё-таки мне удалось зажечь свечу.

Дудик взял ковш и стал пить. Он всё пил и пил, словно в нём не было дна. Потом он швырнул ковш, и его противные глаза стали шарить по кухне. И тут он задал вопрос, которого я так боялся:

– А где этот старик Маттиас, что живёт здесь?

Я молчал, не зная, что ответить.

– Не слышишь, что ли, о чём тебя спрашивают? Где Маттиас?

– Спит, – ответил я, надо ведь было что-нибудь придумать.

– Где он спит?

Я знал, что рядом с кухней была небольшая каморка, где стояла кровать Маттиаса. Но я также знал, что в эту минуту его там не было. И всё же я показал на дверь каморки и сказал:

– Вон там!

Я пропищал эти слова еле слышно. Они прозвучали так жалобно, что Дудик презрительно захохотал.

– Нескладно ты врёшь, – сказал он. – Погоди-ка, сейчас поглядим!

Он был так доволен, что уличил меня во лжи. Радовался, что теперь Маттиаса казнят, а его Тенгиль наверняка похвалит.