Томка и рассвет мертвецов - Роман Грачёв

«Вот так, — подумал я, — в самом начале взрослой жизни уйти в небытие и оставить после себя… да ничего, собственно, не оставить. Ничего не успеть, никого не согреть и не согреться самому».

Я постоял еще немного, подышал свежим воздухом. Со стороны главных ворот в трехстах метрах от меня по кладбищенской дороге неспешно катилась колонна: большой автобус и с десяток легковушек. Я посмотрел на часы. Для погребения рановато, но, видимо, кто-то очень спешил избавиться от тела и душевных страданий. Я где-то слышал, что горе утраты слабеет после предания покойника земле. Возможно, это так, я не знаю. И знать не хочу до поры.

Я уже хотел направиться к своей машине, припаркованной под единственной здесь высокой березой на углу участка, как вдруг взгляд мой задержался на одном из венков. Надпись на ленте почти выцвела, но одно слово меня остановило, будто кто-то ухватил за рукав.

«ЯСТРЕБЫ ЛЕ… ОКО».

Остальное я прочесть не смог, на середине фразы лента замялась.

Я вновь отворил калитку. Венок стоял возле столика в правом углу. Он сильно скособочился, проволока, притягивавшая его к прутьям ограды, проржавела и растянулась. Я расправил ленту.

«ЯСТРЕБЫ ЛЕТАЮТ ВЫСОКО», — гласила надпись.

Где-то я уже встречал это слово. Или имя?

Я полез в сумку. Записная книжка, найденная в квартире Нины Ивановны, лежала в одной из ячеек для важных документов. Я развернул книжку на последних страницах. Вопящее слово «Ястреб» и несколько подчеркиваний, а на следующих страницах мантра: «Разорвать цепь… стальные кольца крепки и тяжелы, но рвать надо». «Каждый день приносит новую возможность. Не получилось сегодня — получится завтра. Не время ссать». «Нет, ни черта не выходит. Снова и снова по кругу».

Я перевел взгляд на траурную ленту. Ястреб — это сам Павел? Или Ястреб прислал ему соболезнования? Если это двое разных людей, то у них получается довольно забавная заочная переписка. Не помешало бы выяснить, что их связывает. Они друзья детства? Армейские сослуживцы? Коллеги? Собутыльники?

Миллион вариантов, замучаешься гадать. Нужно понять смысл надписи на венке и совместить его с записями в книжке. И надо бы разобраться в нюансах автокатастрофы. Да, я понимаю, что это была ледяная дорога и сложные погодные условия, и разбиться на зимней трассе может любой без всяких таинственных предысторий, да только погибшие не возвращаются домой, оставляя записки с телефонами.

Кстати…

В книжке на одной из страниц я заложил записку с номером незнакомого абонента. Я вытащил ее, расправил. Едва ли здесь на кладбище есть устойчивая связь, но попробовать стоило. Я проверил уровень сигнала. Достаточный. Набрал номер.

Результат тот же, что и прошлым вечером: «Номер абонента выключен или находится вне зоны действия сети».

Траурная колонна машин, между тем, проехала мимо меня и свернула на главную аллею, ведущую к административному корпусу. Мне пора было уезжать, если я намеревался успеть осмотреть место гибели Павла Рожкова и вернуться в офис к двум.

Место катастрофы также по телефону описала Нина Ивановна. Мне требовалось проехать еще пару десятков километров от города, но, к счастью, по тому же шоссе, рядом с которым находилось Преображенское кладбище. Я бы похвалил Павла за такое эргономичное распределение моего рабочего времени, но с черным юмором у меня сегодня не ладилось.

По дороге звонком отвлек Петр. Я едва не выпустил руль на опасном вираже, когда принимал вызов. Вот тебе еще одно напоминание поставить, наконец, в машине нормальный хэндс-фри!

— Антон, есть минутка?

— Если только она не станет для меня последней! Я на трассе!

— Я быстро.

— Будь добр.

В диаметрально противоположном соответствии со своими словами Петя начал неспешно шелестеть бумажками.

— Петь, пошустрей!

— Кхм, да… где-то тут у меня записка от Козлова.

— Кто такой Козлов?

— Это парень, который пошел по адресу к твоей тетке с покойником. В общем, он отзвонился, что-то долго бубнил, я понял через слово. Он технарь законченный, русским языком плохо владеет.

— Вкратце скажи, что там?

— В общем, дверь открывали вроде бы и не ключами, но и не взламывали грубо отмычкой.

— Как так?

— Внутри оказались царапины и борозды, характерные для взлома, но после полноценного взлома этот замок можно было бы выбрасывать. Значит, получилось нечто среднее.

— Погоди, если дверь взломали, почему утром она оказалась аккуратно заперта?

— Так я ж тебе и говорю, что не могу найти эту чертову бумажку! В ней все как раз и написано. Козлов сказал, что подобрали инструмент… как бы правильнее выразиться… в общем, инструмент, который заменил ключ, либо это и был родной ключ, но поврежденный. Замок стандартный, его можно открыть простым грубым способом, но тогда он точно повредится, а вот парень, который приходил по ночам, умудрился оставить его в целости и сохранности. Ну, если не считать лишних борозд.

— Тарабарщина какая-то.

— Знаю.

— Может, перемудрил твой Козлов, и дверь открыли все-таки обычными ключами, родными?

— Не исключено. Если тебе нужна серьезная экспертиза, готовь лишние деньги.

— Деньги лишними не бывают, уж тебе ли не знать. Ладно, спасибо.

Я отключился.

Дорога, по которой я ехал, в это время дня была более-менее свободна, только на встречной полосе то и дело вырастали исполинские фуры, за которыми уныло плелись колонны легковушек. Однако сейчас стоило быть повнимательнее, потому что впереди меня ожидало несколько опасных поворотов. На одном из них, кстати, Павел Рожков и закончил свой жизненный путь.

Мне не нужно было всматриваться в указатели. Спустя несколько минут я безошибочно определил этот поворот, потому что сам едва не сломал на нем шею.

Слева от меня появилось небольшое озеро. Летом на его берегах автолюбители умывали своих железных коней, поэтому столпотворение здесь наблюдалось нешуточное. Двухполосное шоссе огибало озеро под довольно резким углом. Сразу за обочиной с правой стороны насыпь уходила в двухметровый обрыв. Когда я езжу здесь на свою любимую базу отдыха, я всегда сбрасываю скорость, потому что хватило бы одного неудачного движения рулем, чтобы улететь. А зимой, да еще и в гололед, тебе почти гарантирован страшный кульбит. Я сбросил скорость и сейчас, но в то же самое мгновение на мою полосу из встречной колонны, тащившейся за фурой, вылетел шальной джип. Самый непоседливый ублюдок, которому не терпится засвидетельствовать свое почтение архангелу Гавриилу!

Нас разделяло метров сто — сто пятьдесят. Обнаружив на пути преграду, водитель джипа попытался вернуться в родную колонну, но, очевидно, его место уже заняли. Визг тормозов и шин я услышал даже сквозь закрытые окна. Все мое нутро моментально обледенело. У меня не было никаких шансов уйти от столкновения, кроме одного — вылететь с обочины в пашню. На скорости девяносто километров в час это обещало большущие проблемы.