Западня, или Исповедь девственницы - Ксения Васильева

— Верьте мне, Натали, верьте, прошу вас.

— Анне, я вам верю. Успокоитесь, ничего страшного нет. Наш с вами друг хочет получить от барона в дар или как-то еще наши, русские, картины и вещицы Фаберже. Только всего. Но задействовал меня, потому что эта миссия каждый раз проваливалась, и он решил, что я сумею подружиться с бароном через вас, и вы поможете. И в дальнейшем тоже… — Наташа замолчала, понимая, что врет Аннелоре так же, как врал ей Динар — она сейчас вдруг точно это поняла.

Аннелоре, со своей стороны, смотрела на Наташу и думала: «А все ли сказала ей прелестная мадам? Ведь она посол этой державы, плоть от плоти, кровь от крови. Нет, никогда она не откроется Анне по-настоящему».

Ничего Аннелоре больше не скажет. А вот когда что почует, тогда и объявит мадам. Только надо быть в курсе всего!

Она встала, улыбнулась и сказала, что ей уже пора, что она очень задержала мадам Натали. «Уже не «милая Натали», — отметила про себя Наташа. Но задерживать Аннелоре не стала, только сказала, тоже вставая:

— Вы понимаете, милая Анне, я ведь русская, и идея возвращения картин мне тоже близка, хотя, возможно, не выдерживает критики с точки зрения свободы личности, частных владений, прав человека. — Наташа улыбнулась смущенно, неловко (так лучше!), взяла Аннелоре за руки и доверительно сказала: — Я, наверное, говорю, исходя из нашей, русской, логики, ведь она у нас — другая, но что делать? Я родилась там и выросла, и во мне все — тамошнее, исконное, что делать? Что?

Аннелоре несколько смягчилась: правда, Натали не виновата. Такова жизнь! И она, Аннелоре, далеко не святая! И она сказала:

— Я попробую вам помочь, Натали, но уверена, что все мои увещевания будут напрасны, так же, как и ваше приглашение. Рихард никуда не выезжает, разве на прогулки, в одиночестве. Значит, остановимся на том, что вы посылаете приглашение, а я постараюсь уломать Рихарда, — сказала Анне, как бы ставя точку на всем этом длинном и неясном разговоре. И не очень приятном.

Тут Наташа придумала кое-что. Она сказала:

— Я вам тоже пришлю приглашение, Анне.

Та покраснела:

— Но с какой стати? Кто я? Никто.

— Вы — моя приятельница и дочь великого художника. Приемная дочь барона. Недостаточно? — спросила суховато Наташа, давая понять, что это вовсе не взятка, а истинное положение вещей, при котором она, мадам посол, не только может, но и должна пригласить Анне на прием.

— Да-а, — протянула растерянно Аннелоре, думая о том, что для приема у нее нет платья и купить что-то приличное, подобающее случаю, она не сможет, ей просто не хватит денег…

Наташа мгновенно поняла ее растерянность и суховато, как о чем-то само собой разумеющемся, сказала:

— Если ваши вечерние платья несколько устарели, то в моем гардеробе найдется что-нибудь подходящее. Посмотрим. Хорошо? — и она улыбнулась, понимая, что сухой тон уже неуместен. Наташа вдруг в порыве какой-то тоски и радости наклонилась и легко поцеловала Анне в щеку, в мелкие поперечно-продольные морщинки. Та внимательно взглянула на Наташу и вдруг сказала:

— Все будет хорошо, вот увидите.

Что «хорошо» — Анне не сказала, а Наташа не спросила, но каждая поняла по-своему, и у каждой откликнулось что-то мистическое в душе: все будет хорошо. Как? С чем и кем?

Ничего. Тишина. Но — «хорошо».

На следующее утро после этого тяжелого разговора Наташа медленно шла по бульвару, глядя на приготовления к Рождеству и думая о том, что хорошо бы очутиться сейчас в Москве, на даче, забыть обо всем, может быть, даже примириться с Алеком, наплевав на Инку, и доживать свои годы там, среди снегов. Куда она денется в Рождество? Неужели будет сидеть здесь? С бароном? Да не нужен он ей! Домой! Как же ей захотелось домой, до дурноты, до головокружения… Она даже присела на скамейку и закурила. И не видела господина в сером ратиновом пальто и серой шляпе, довольно низко надвинутой. Господин как бы сначала не узнал ее, но подойдя поближе, убедился, что она — это она, и, усмехнувшись, пошел прочь.

Это был господин сыщик Проскурников собственной персоной, который вел дело об убийстве Марины.

Марья Павловна никак не могла прийти в себя после посещения Санька и Катюхи. Она металась по квартире, пила кофе, присаживалась, вскакивала. Она вдруг решила, что судьба заставляет ее принять решение и что именно ей дано как-то сгладить грехи других. Почему именно ей — она не представляла. Саньку она поверила однозначно — да, он отец, да, он искал, думал о сыне и наконец нашел его!

Наташа, рассказывая ей свою драматическую историю, конечно же исходила только из своей беды, называя Санька подонком, грязным тупым подонком… Конечно, Санек туповат, а откуда ему быть другим, если он живет в Супоневе, где ничего, кроме самогона да фермы, не видит…

И тут Марья представила их встречу — Сандрика и Санька!

Сандрик, красивый, умный, злой и пьяница Санек в своем рубище, с этой несчастной «сестрой».

Их разговор… Никакого разговора. Сандрик развернется и уйдет. Причем — навсегда из ее жизни, он поймет, что это она подстроила, а она отрицать не будет. Что ей делать? Брать грех на душу и не дать им встретиться? Это несложно: Сандрик уехал за границу, навечно. И все! Вопрос снят! Дать еще денег, приглашать в гости…

Нет. Слава богу, в ней еще осталась порядочность.

Ничего! Сандрик от одного свидания не заболеет! А там — как хочет, пусть решает сам. Без нее.

Алиса на даче изнывала от скуки. Она привыкла быть на виду, вершить судьбы, властвовать и знать все — обо всех и обо всем. А теперь? Игорь, закончив свою посольскую деятельность (ушли!), стал совершеннейшим занудой. Она ведь знает, что дачу он не любит, но тут, как назло, назло ей и всему миру, упорно не желает переезжать в Москву!

Алек со своим пьянством, его толстая Инка, с которой поговорить не о чем, Наташка в Европе, вызывающая дикую, необузданную зависть. Внучка Лизка, шестнадцатилетняя нахалка.

…Откуда она вообще такая? Тощая, вертлявая, с огромной копной черных, круто вьющихся волос. Только глаза у нее ничего — две раскосые маслины, немного вроде бы похожие на ее, Алисины, глаза… Правда, Инка — баба безобидная… На самом деле Инка обслуживала всю семейку, как раба. И жарила, и парила, и стирала, и убирала! Алиса пальцем не шевелила, даже свое белье не стирала, так, бросала в корзину, ну, а Инка все запихивала в стиралку, и Алиса притворно удивлялась — как? Ты уже успела выстирать? Но туповата…

…Что в ней нашел Алек после своей шикарной Наташки? Но та была (и есть!) стервоза из стервоз. Хотя если бы Алек пришел к Алисе и сказал, что прогоняет Инку и возвращается к Наташе, Алиса была бы счастлива! В общем, на даче тоска, и Алиса даже опустилась: целыми днями бродила по даче в халате, который выглядел уже довольно-таки потрепанным, и думала, чем бы ей заняться…