Квартира в Париже - Гийом Мюссо

В темном кабинете врач УЗИ водил зондом по нижней части ее живота. Маделин лежала с закрытыми глазами. Она убедила себя, что приняла правильное решение: родить ребенка, который станет в ее жизни якорем. Слишком много лет отняла у нее работа, она имела дело с мертвецами, а они уволакивают живого в свой неживой мир. Потом она всем пожертвовала ради любви к мужчине. Но мужская любовь изменчива, хрупка, капризна. Для храбрости она припоминала расставание с человеком, который на нее рассчитывал: Дэнни Дойл, ее первая школьная любовь, стал одним из главарей преступного мира Манчестера, и их пути разошлись. Работая в полиции, Маделин не могла не вступить с ним в бой, но он, невзирая на расстояния, никогда не переставал за ней следить.

Знаю, тебя обуревает страх. Знаю, твои ночи беспокойны, населены призраками, трупами и демонами. Знаю, как ты решительна, но знаю и о черном изъяне саморазрушения, который ты в себе носишь. Ты была такой уже при нашем знакомстве, и впоследствии все стало только хуже. Ты упускаешь собственную жизнь, Мадди. Тебе необходимо выйти из этой спирали, иначе ты рухнешь в пропасть, откуда нет возврата. Я не хочу, чтобы ты вела такое существование. Не хочу, чтобы ты шла тем путем, который стал гибельным для меня: он ведет во тьму, это путь насилия, страдания и смерти…

Жизнь не прощает ошибок. Утерянных возможностей не вернуть. Подарков жизнь тоже не преподносит. Жизнь – дорожный каток, она – деспот, держащий свое царство в кулаке и сеющий в нем страх непобедимым оружием, имя которому – Время. Время всегда побеждает. Оно – величайший злодей в истории. Ни один сыщик никогда не посадит его под засов.

3

Гаспар встал с дивана. На кухонном столе завибрировал мобильный телефон – наверняка его забыла Маделин. Он упорно отказывался иметь дело со всеми этими гаджетами и сейчас покосился на телефон с недоверием, но решил принять звонок. Услышав голос Маделин, он начал отвечать, но случайно прервал разговор, ткнув на экране куда-то не туда.

Выругавшись, он сунул телефон себе в карман.

Головная боль стала проходить, однако туман не рассеивался. Долой самообман: ему нужен кофе. Причем не одна чашка.

4

После анализов и обследования Маделин поспешила в итальянский ресторан «Каравелла» на улице Фобур-Сент-Оноре, где раньше побывала с Бернаром Бенедиком. Кровь требовалось сдавать натощак, она со вчерашнего дня ничего не ела, и сейчас у нее кружилась голова. Она заказала кофе с молоком, сухое печенье «бискотто» и хотела было позвонить в испанскую клинику, но спохватилась, что забыла телефон в доме на улице Шерш-Миди.

Только этого не хватало! От досады она хлопнула ладонью по столику.

– Чем вам помочь? – спросил официант, подавая ей завтрак.

Она узнала Грегори, с которым накануне ее познакомил галерист.

– Забыла дома мобильный! Мне нужно сделать важный звонок.

– Могу предложить свой. – Он вынул из кармана телефон в чехле с эмблемой футбольного клуба «Милан».

– Спасибо, очень любезно с вашей стороны.

Она позвонила в Мадрид и попросила соединить ее с Луизой, молодой медсестрой из клиентской службы клиники репродукции, брат которой служил в полиции. Маделин ей симпатизировала, знала расписание ее дежурств и при необходимости звонила прямо на ее мобильный, чтобы не сообщать о размере своих яичников половине Кастилии. Луиза записывала результаты и передавала их врачу, который при необходимости менял дозу гормональных инъекций. Меньше всего это походило на задушевное общение с семейным доктором: нет, это была медицина 2.0 – урбанизированная, всемирного охвата, непритязательная и невеселая. Что ж, если ради материнства нужно было пройти через это, Маделин не возражала.

Закончив разговор с Луизой, Маделин позвонила с телефона Грегори на свой номер. Ей повезло, Кутанс ответил на звонок.

– Гаспар, это вы? Можете передать мне телефон?

Драматург что-то пробормотал, после чего связь прервалась. Тогда Маделин отправила эсэмэс: «Можете принести мне телефон? Если не возражаете, встретимся в полдень в ресторане «Гран кафе» на улице Деламбр. Большое спасибо. Мадди».

Кофе тем временем остыл, и она заказала еще один, который выпила сразу. Она совершенно не выспалась: какой сон, когда всю ночь снятся колдовские полотна Лоренца! Она скиталась в сияющих далях, в чувственных чащобах, среди переплетений лиан, взбиралась на головокружительные вершины, терялась в городах, сотрясаемых ураганными ветрами. Утром она бы не ответила, что это было – чудесный сон или кошмар. До нее уже начало доходить, что эта двойственность и есть ключ к творчеству Шона Лоренца.

На другой стороне улицы Бернар Бенедик поднимал металлическую штору на витрине своей галереи. Она постучала по стеклу согнутым пальцем, привлекая его внимание. Галерист не обманул ее ожиданий – тут же к ней присоединился.

– Я не сомневался, что скоро вас увижу! – радостно заявил он, садясь напротив нее. – Живопись Шона Лоренца неповторима, верно?

Маделин ответила ему упреком:

– Вы не сказали мне об убийстве сына Лоренца.

– Что верно, то верно, – проговорил он без всякого выражения. – Терпеть не могу об этом рассказывать. Джулиан был моим крестником. Эта трагедия всех нас потрясла.

– Как это произошло?

– Газеты все подробно описали, – тихо сказал он.

– Вот именно, – подумав, кивнула, соглашаясь.

– Чтобы как следует во всем разобраться, надо вернуться в прошлое. В довольно далекое прошлое… – Он поднял руку, заказывая и себе кофе, чтобы набраться сил. – Я вам уже объяснял, что, познакомившись с Шоном, мобилизовал всю свою сеть для пропаганды его работ. Шон был честолюбивым и жадным до новых знакомств. Я познакомил его с самыми разными людьми в Лондоне, Берлине, Гонконге… Но оставалось место, куда он отказывался соваться: Нью-Йорк.

– Как это понимать?

– Каждый раз, когда я предлагал представить его коллекционерам с Манхэттена, он выбивал мяч за пределы поля. Хотите – верьте, хотите – нет, но с тысяча девятьсот девяносто второго до рокового две тысячи четырнадцатого Лоренц ни разу не побывал в своем родном городе.

– Разве у него не было там родни?

– Только мать, но он и ее перетащил в Париж в конце девяностых. Она уже была совсем плоха и вскоре скончалась.

Бенедик обмакнул в кофе кростини.

– В конце концов я прицепился к Шону как репей, и он не смог не приоткрыть для меня краешек правды.

– Это было как-то связано с обстоятельствами его отъезда? – спросила Маделин.

Галерист утвердительно кивнул.

– Осенью тысяча девятьсот девяносто второго года, после их с Пенелопой лета любви, Шон остался в Нью-Йорке один. Он приуныл, весь смысл его жизни свелся к тому, чтобы скорее воссоединиться с молодой женой в Париже. Загвоздка была в том, что в кармане у него не было ни гроша. Чтобы заработать на билет на самолет, он занялся вместе с LadyBird мелким воровством.