Краткая история мифа - Карен Армстронг

У суфиев – мусульманских мистиков – также сложились мифы о разлуке и воссоединении с Богом. Одно из преданий повествует о мистическом восхождении пророка Мухаммеда к престолу Бога на Храмовой горе в Иерусалиме. Этот миф отразил в себе архетип мусульманской духовности; суфии усматривали в мистическом путешествии Мухаммеда символический акт ислама — «покорности» Богу. У мусульман-шиитов сложились мифологические представления о потомках Мухаммеда по мужской линии, к которым по наследству переходил титул имама (духовного вождя) шиитских общин. Каждый имам воплощал в себе Божественный ильм («знание»). В конце концов их род угас, но последний имам, по преданию, не умер, а пребывает в «великом сокрытии» и в один прекрасный день вернется, дабы возвестить начало эпохи мира и справедливости. На том этапе шиизм оставался преимущественно мистическим течением, и вне особых медитативных практик и духовного истолкования этот миф не имеет смысла. Шиитские мифы вообще не предназначались для буквальной интерпретации. Миф об имамате, на первый взгляд противоречащий ортодоксальным мусульманским воззрениям, в действительности лишь выражает символическим образом мистическое чувство священного присутствия, которое возможно испытать, несмотря на все превратности и опасности суетного мира. «Сокрывшийся» имам стал мифической фигурой: исчезнув из обыденной истории, он освободился от ограничений пространства и времени и, парадоксальным образом, занял в духовной реальности шиитов гораздо более важное место, чем во дни своей земной жизни, когда находился в «почетном плену» по приказу халифа из династии Аббасидов. В этом сюжете священное начало изображается ускользающим и манящим, сокрытым где-то в мире земном и в то же время пребывающим за его пределами.

Однако из-за расхождения между мифом и логосом, с которым столкнулись еще древние греки, некоторых иудеев, христиан и мусульман смущали обширные мифологические пласты, заключенные в их религиях. Когда в VIII–IX веках Платона и Аристотеля переводили на арабский, некоторые мусульмане предприняли попытку превратить религию Корана в религию логоса. Они разработали «доказательства» бытия Аллаха по образцу Аристотелева доказательства существования первопричины движения. Эти фалсафа («философы»), как их называли, стремились избавиться от всех «примитивных», по их убеждению, мифологических элементов. Задача была непростая, поскольку бог этих философов не уделял ни малейшего внимания земным делам, никак не проявлялся в ходе истории, не был творцом мироздания и даже не ведал о существовании человечества. Наряду с еврейскими философами, которые жили на территории Халифата и с неменьшим воодушевлением рационализировали религию Ветхого Завета, фалсафа выдвинули ряд ценных идей. Однако их начинание не получило широкого отклика и вызвало интерес лишь в узком кругу интеллектуальной элиты. Возможно, первопричина и была логичнее, чем бог Корана и Библии, но не так-то просто заинтересовать людей таким божеством, которое не проявляет к ним никакого интереса.

Примечательно, что греческие православные богословы с презрением отвергли подобные рационализации. Опираясь на эллинистические традиции, они не забывали о том, что ни логос, ни миф не в силах представить доказательства бытия Божия, как продемонстрировал Платон. Они заявили, что постичь Бога посредством разума невозможно. Прибегать к рассудку для обсуждения священного – столь же бессмысленно, как пытаться есть суп вилкой. Теология обретает смысл только вкупе с молитвой и богослужением. Мусульмане и иудеи в конечном счете пришли к такому же выводу. К XI столетию большинство мусульман уже были убеждены, что философию необходимо сочетать с духовными практиками, ритуалами и молитвами, и с тех пор вплоть до конца XIX века проникнутая мистикой и мифологией вера суфиев стала одной из признанных форм ислама. Схожим образом иудеи заметили, что абстрактная и сухая религия их философов плохо сочетается с трагедиями, которые им довелось пережить, наподобие изгнания из Испании. В результате они обратились к каббалистическим мифам, образность которых непосредственно затрагивала душу, исполненную тоски и скорби. Приверженцы всех монотеистических религий вернулись к древним представлениям о мифе и логосе как взаимодополняющих началах. Логос был незаменим в медицине, математике и естественных науках – дисциплинах, в которых особенно преуспели мусульмане. Но когда дело доходило до поисков смысла жизни, утешения в страдании или мистических откровений, люди неизбежно обращались к мифу.

Тем не менее в XI–XII веках христиане Западной Европы заново открыли для себя труды Платона и Аристотеля, которые канули в безвестность в «темные века», последовавшие за падением Римской империи. Именно в тот период, когда иудеи и мусульмане отказались от попыток рационализировать свою мифологию, западные христиане с воодушевлением принялись интерпретировать с точки зрения логоса мифы о воплощении Сына Божьего и о Троице. Этот первоначальный энтузиазм они отчасти сохранили и в дальнейшем. Возможно, не стоит удивляться, что следующий в истории человечества этап масштабных преобразований, в результате которых людям стало очень трудно мыслить мифологически, начался именно в Западной Европе.

В XVI столетии народы Европы и первые европейские поселенцы на территории будущих Соединенных Штатов Америки заложили основы цивилизации, не имевшей себе равных в мировой истории, а в XIX–XX веках эта цивилизация утвердилась и в других частях света. На памяти человечества это была последняя великая революция. Подобно изобретению земледелия и возникновению первых городов, она не могла не повлечь за собой широкомасштабные последствия, многие из которых мы начинаем осознавать только сейчас. Жизнь изменилась необратимо, и одним из самых значительных (и потенциально катастрофичных) результатов этого глобального преображения стала смерть мифологии.

Современный западный образ жизни порожден логосом и зиждется на принципиально новом экономическом подходе. В отличие от всех цивилизаций прошлого, развивавшихся на основе излишков сельскохозяйственного производства, новые государства Запада опираются на технологическое воспроизведение ресурсов и постоянное реинвестирование капитала. Благодаря этому современное общество свободно от многих ограничений традиционных культур, аграрный фундамент которых естественным образом всегда оставался шатким и ненадежным. До сих пор любая новая идея или изобретение, требовавшие слишком больших капиталовложений, чаще всего откладывались в долгий ящик, потому что никакое общество не могло позволить себе тот бесконечный процесс воспроизведения инфраструктуры, который мы теперь принимаем как должное. Благосостояние аграрного общества было шатким, ибо напрямую зависело от таких непредсказуемых факторов, как неурожай или эрозия почвы. Расширяясь и принимая на себя все новые обязательства, империя неизбежно исчерпывала свои финансовые ресурсы. Но в странах Запада сложилась экономическая система, обеспечивавшая, как представлялось вплоть до недавнего времени, неограниченное восстановление ресурсов. Вместо того чтобы постоянно оглядываться на прошлое, сосредоточившись на сохранении достигнутого, люди Запада устремили взоры в будущее. Процесс модернизации, продлившийся в Европе около трех столетий, включал в себя целый ряд глубинных преобразований: индустриализацию, сельскохозяйственные реформы, политические и социальные революции, необходимые для реорганизации общества в соответствии с изменившимися условиями жизни, а также «просвещение» в интеллектуальной сфере, заклеймившее миф как бесполезный и лживый пережиток прошлого.