Костры амбиций - Том Вулф

Поэтому сейчас первым на очереди — звонок Бернару Леви, французу, который занимается этой сделкой со стороны «Трейдерс т.», — спокойный, дружеский звонок самого «производительного» специалиста по размещению ценных бумаг (Властителя Вселенной), чтобы напомнить, что хотя накануне вечером и сегодня с утра произошло падение золота и франка (на европейских биржах), это ровным счетом ничего не означает, все в полном порядке и беспокоиться не о чем. Правда, Шерман действительно видел Бернара Леви всего один раз, на презентации, а с тех пор они поддерживали связь исключительно по телефону… но электронный бублик? Цинизм — это заносчивость труса. Главный недостаток Роли Торпа. Роли исчерпал все свои возможности, без цинизма. Но если человек поднял лапки кверху, не справившись со своей женой, прискорбно, конечно, но это его проблема.

Шерман набрал номер и ждал, когда абонент ответит, а вокруг него с неослабевающей силой бушевали бури алчности. Через один стол впереди долговязый йейльский выпускник 77 года орал, выпучив глаза:

— Тридцать одну облигацию январских восемьдесят восьмого…

Из-за стола за спиной:

— Мне не хватает семидесяти миллионов десятилетних!

Откуда-то, непонятно откуда:

— Ну, они теперь будут покупать и покупать, чтоб им!

— Беру!

— …долгосрочные по сто двадцать пять…

— …заказ на миллион четырехлетних из «Мидленда».

— Какая там сволочь тень наводит с гарантированным выпуском?

— Говорю же, я беру!

— Предлагают восемьдесят с половиной…

— …покупаю с надбавкой в шесть пунктов!

— …добавь две с половиной базисных…

— И не думай! Пустой номер.

В десять часов Шерман, Роли и еще пятеро собрались на совещание в конференц-зале при кабинете Юджина Лопвитца. Предстояло выработать стратегию «Пирс-и-Пирса» в главном событии дня на рынке ценных бумаг — аукционе 10 миллиардов облигаций федерального казначейства, выпускаемых сроком на 20 лет. О том, какое значение для фирмы имело размещение ценных бумаг, свидетельствовало то обстоятельство, что кабинет Лопвитца открывался прямо в операционный зал этого отдела.

В конференц-зале не было обычного стола посредине. И вообще он скорее походил на гостиную в английском отеле для обслуживания американцев, где в пять часов сервируют чай. Всюду понаставлены всякие старомодные столики и шкафчики, такие древние, хрупкие и полированные, кажется, щелкни пальцем по доске — и рассыпятся. И в то же время за широким, во всю стену, окном открывался грандиозный вид на Гудзон и заброшенные доки у джерсийского берега.

Шерман уселся в кресло времен Георга II. Рядом в старинном кресле со спинкой в виде щита — Роли Торп. Остальные подлинно — или поддельно — старинные стулья и кресла с придвинутыми шератоновскими или чиппендейловскими столиками заняли: главный посредник по правительственным операциям Джордж Коннор, на два года моложе Шермана, его заместитель Вик Скейзи, которому вообще всего двадцать восемь, главный рыночный аналитик Пол Файфер и Арнольд Парч, исполнительный вице-президент и правая рука Лопвитца.

Все сидят на антикварной мебели и не спускают глаз с пластмассовой коробки — телефона на старинном комоде с выгнутыми дверцами. Комод работы братьев Адам, изготовлен 220 лет назад и относится к тому периоду, когда они любили украшать плоскости своих изделий картинками и цветными бордюрами. У этого на средней дверце изображение греческой девы в овале, дева сидит у входа в грот, а на заднем плане курчавая древесная листва уходит, темнея, в сумеречную даль. Вещь стоила баснословных денег. Пластмассовая коробка, которая стоит на ней, размерами с прикроватный радиоприемник с часами. Но все смотрят на нее и ждут, когда раздастся голос Джина Лопвитца. Лопвитц в Лондоне, там сейчас 16 часов. Он будет проводить конференцию по телефону.

Из аппарата послышалось невнятное гудение. Не то человек что-то бормочет, не то самолет пролетел. Арнольд Парч встал с кресла, приблизился к адамовскому комоду и, глядя в пластмассовое жерло, спросил:

— Джин, слышишь меня хорошо?

И посмотрел вопросительно-выжидательно на коричневую коробку, словно она и есть Джин Лопвитц, только заколдованный, как в сказках бывают принцы, заколдованные в лягушек. Пластмассовая «лягушка» сначала ничего не ответила. И вдруг произнесла:

— Да, я тебя отлично слышу, Арни. Тут сейчас крик был большой. — Голос Лопвитца звучал словно из водосточной трубы, но вполне разборчиво.

— Ты где находишься, Джин?

— На крикетном матче, — и менее внятно, в сторону: — Эй, как, вы говорили, у вас это место называется? — По-видимому, его окружали какие-то люди. — А, да. Тоттнем-парк. Сижу вроде как на такой террасе.

— А кто играет? — спросил Парч с улыбкой, которая должна была показать пластмассовой «лягушке», что вопрос этот задан в шутку.

— К черту подробности, Арни. Откуда мне знать? Какие-то очень приличные молодые джентльмены в толстых свитерах и белых фланелевых брюках, вот все, что я могу сказать.

В конференц-зале этот остроумный ответ встретили одобрительным смехом, у Шермана губы тоже сами собой слегка растянулись в обязательную усмешку. Он посмотрел вокруг. Все ухмылялись, посмеивались, обращаясь к пластмассовой коробке, один Роли картинно закатил глаза к потолку. А потом наклонился к Шерману и громким шепотом сказал:

— Смотри, как эти болваны скалятся, верно, думают, что коробочка-то с глазами.

Шерман не нашел в этом ничего остроумного, поскольку и сам скалился вместе с остальными. Как бы преданный заместитель Лопвитца Парч не подумал, будто он с Роли заодно и тоже потешается над главным.

— Итак, мы здесь все в сборе, Джин, — сказал коробке Парч. — И сейчас я попрошу Джорджа доложить тебе, как обстоит дело с аукционом на текущий момент.

Он кивнул Джорджу Коннору, отошел и сел на свое прежнее место, а Коннор поднялся с кресла, приблизился к адамовскому комоду, устремил взгляд на коричневую коробку и произнес:

— Джин? Говорит Джордж.

— Да-да, здорово, Джордж, — отозвалась пластмассовая «лягушка». — Валяй, я слушаю.

— Докладываю ситуацию, Джин. — Коннор вытянулся перед антикварным комодом, не в силах отвести взор от коробки. — Положение благоприятное. Старые двадцатилетние идут по 8 процентов. Посредники заявляют, что новые пойдут по 8,05, но наше мнение: они хитрят. Мы считаем, что реализуем их по 8. Мое предложение: будем повышать от 8,01; 8,02; 8,03, предельно — 8,04. Я иду на 60 процентов от всего выпуска. — Что в переводе означало: он готов купить 6 миллиардов облигаций из предлагаемого на аукцион 10-миллиардного займа с ожиданием прибыли в 2/32, то есть 6,25 цента на каждую сотню долларов. Это называлось — «два пункта».

Шерман не удержался и опять посмотрел на Роли. У того на лице застыла язвительная полуулыбка, взгляд направлен на несколько градусов правее адамовского комода в направлении верфей Хобокена за окном. Своим видом Роли оказывал на Шермана действие, как выплеснутый в лицо стакан холодной воды. Шерман еще больше разозлился. Понятно, что Роли сейчас думает: мол, этот нахальный выскочка Лопвитц сидит на трибуне английского крикет-клуба и одновременно проводит в Нью-Йорке совещание на тему, следует ли фирме выложить два, или четыре, или даже шесть миллиардов на покупку облигаций государственного займа, который будет выпущен через три часа. Конечно, это игра на публику, и весь крикет-клуб почтительно внимает тому, как его решающее слово взмывает в эмпиреи, к спутнику связи, и оттуда, отраженное, падает на Уолл-стрит. Ну и что? Насмешничать легко. Но ведь Лопвитц действительно настоящий Властитель Вселенной. Ему сейчас сорок пять. Дай бог того же и Шерману через шесть лет. Стоять одной ногой по ту сторону Атлантики, другой — по эту… и ворочать миллиардами! А Роли пускай кривит нос… и впадает в ничтожество… Только подумать, сколько Лопвитц уже огреб, сколько он зашибает каждый год в одном «Пирс-и-Пирсе»… По меньшей мере, 25 миллионов! И какими благами пользуется в жизни! Тут Шерман, в первую голову, имеет в виду молодую жену Лопвитца, Белоснежку, как прозвал ее Роли. Волосы черные как вороново крыло, губы красные как кровь и кожа белая как снег… У Лопвитца она — четвертая жена, француженка, кажется, даже какая-то графиня, лет двадцати пяти самое большее, и говорит, как Катрин Денёв в рекламном клипе про пенное мыло для ванны. Да, это женщина… Шерман познакомился с ней на приеме у Питерсонов. Убеждая его в чем-то, она положила ладонь ему на локоть — и не отняла, а надавила и заглянула прямо в глаза, близко-близко придвинув лицо! Игривое молодое животное. Лопвитц получил, что хотел. Хотел иметь женой игривое молодое животное с губами красными как кровь и кожей белой как снег — и имеет. Что сталось с тремя предыдущими супругами Юджина Лопвитца, никто ему не рассказывал. Когда достигаешь таких высот, как Лопвитц, это уже не важно.