Шардик - Ричард Адамс

С течением лет мы превратились в невежественный, бедный народ. Многие ортельгийские ремесленники в поисках лучшей жизни подались в края побогаче, а оставшиеся утратили мастерство за неимением добротных инструментов и состоятельных заказчиков. Теперь мы совершаем осторожные вылазки на Большую землю и обмениваем единственные наши товары — канаты да шкуры — на все, что удается выторговать. А бароны роют ямы и расставляют по берегу шендронов, чтобы выжить на клочке леса, никому и даром не нужном. И все же тугинда на своем пустом острове трудится изо дня в день — поверь мне, Кельдерек, у нее тоже есть работа, и очень тяжелая. Ее работа — ждать. Каждое мгновение быть готовой к возвращению Шардика. Ибо все знаки, приметы и знамения, известные тугинде и ее жрицам, снова и снова предсказывали со всей ясностью: однажды Шардик вернется.

Кельдерек с минуту молчал, глядя на озаренные луной тростниковые заросли, потом спросил:

— А сосуды, сайет? Вы сказали, что мы сосуды.

— Много лет назад меня научили, что бог благословит всех людей, открыв великую истину через Шардика и два избранных сосуда, мужчину и женщину. Но сосуды эти он сначала разобьет вдребезги, а потом воссоздаст для своей цели.

— Как это понимать?

— Не знаю. Но в одном можешь быть уверен, Кельдерек Зензуата. Если тебе и впрямь предстал владыка Шардик, значит есть веская причина, почему именно ты, и никто другой, избран, чтобы найти его и служить ему, — да-да, пускай сам ты ведать не ведаешь, что это за причина такая.

— Но ведь я не воин, сайет, а…

— Нам никогда не предрекалось, что с возвращением Шардика ортельгийцы непременно вернут былое могущество и господство. Недаром поговорка гласит: «Бог не повторяется».

— Тогда, сайет, что мы будем делать, если найдем Шардика?

— Просто исполнять волю божью, — ответила тугинда. — Если наши глаза и уши будут отверсты, он подскажет нам, как поступить. Посему приготовься, Кельдерек, и внемли велению свыше с сердцем смиренным и чистым: от этого может зависеть осуществление божьего замысла. Он не скажет нам ничего, коли мы не будем слушать. Если мы с тобой правы, скоро наша жизнь перестанет принадлежать нам.

Тугинда медленно двинулась обратно к костру, и Кельдерек зашагал с ней рядом. Внезапно она схватила охотника за руку:

— Ты умеешь выслеживать медведя?

— Это очень опасно, сайет, поверьте…

— Нам остается лишь положиться на веру. Твоя задача — найти медведя. Что же до меня, я долгие годы постигала тайные искусства тугинды, но ни я сама, ни какая-либо другая женщина из ныне живущих никогда не применяла свои умения в присутствии владыки Шардика. Да исполнится божья воля.

Тугинда говорила шепотом, поскольку они уже обошли костер и стояли возле спящих женщин.

— А сейчас тебе надо хорошенько выспаться, Кельдерек. Завтра нам предстоит трудный день.

— Как скажете, сайет. Наверное, лучше разбудить сразу двух девушек? В одиночестве скорее поддаешься страху.

Тугинда посмотрела на ровно дышащих во сне служанок, чье спокойствие казалось нездешним, мимолетным и зыбким, как спокойствие чутких рыб, недвижно зависших в толще воды.

— Пусть бедняжки спят, — промолвила она. — Я сама посторожу.

Когда солнце поднялось выше и сместилось к югу от скалистой гряды, блеск воды в тростниковых зарослях, слабо отражавшийся на стволах прибрежных деревьев, просочился вверх сквозь листву, чтобы наконец встретиться с прямыми солнечными лучами, пронизывающими кроны, и раствориться в них. Бледный зеленый свет, дважды отраженный, исходил от изнанки листьев, испещряя размытыми бликами голую землю между стволами, намечая чуть видные тени под каждой хворостинкой и веточкой, тускло поблескивая на макушках мелких окатышей. Из-за пляшущих отсветов воды чудилось, будто листья шевелит легкий ветер, но на самом деле в воздухе не было ни дуновения, деревья не шелохнутся под знойным солнцем, и все вокруг словно застыло — кроме реки, несущей свои воды мимо острова.

Кельдерек стоял неподалеку от берега, прислушиваясь к звукам леса. С момента приключения, произошедшего с ним два дня назад, — и даже с момента их высадки накануне вечером — волнение в лесу заметно стихло и тревожная сумятица улеглась. Реже раздавались испуганные крики, реже взметывали всполошенные птицы, реже проносились по деревьям мартышки. Несомненно, многие из животных-беженцев уже стали добычей хищников. Большинство выживших, скорее всего, двинулись в глубину острова, на восток, в поисках пищи и безопасности. Некоторые, похоже, пустились вплавь через пролив, к южному берегу Тельтеарны: там и сям охотник видел отпечатки лап у самой воды и узкие дорожки, проложенные в тростниковых зарослях. «А что, если он тоже покинул остров? — мелькнуло у него в голове. — Что, если его здесь нет?.. Тогда мы останемся целы и невредимы, — подумал Кельдерек. — И моя жизнь, как река после ливня, вернется в прежнее русло, по которому текла до позавчерашнего дня. — Он покосился на тугинду, стоявшую поодаль среди деревьев, рядом с Бель-ка-Тразетом. — Но мне никогда уже не стать тем человеком, что совсем недавно убегал от леопарда. Всего два дня прошло, а я будто два года прожил. Даже если бы я точно знал, что Шардик убьет меня, — а он наверняка убьет, — я бы все равно не стал молиться о том, чтобы его здесь не оказалось».

Чем дольше Кельдерек размышлял, однако, тем больше склонялся к мысли, что медведь где-то поблизости. Он вспомнил, какой неуклюжей усталой поступью зверь шел через кусты и как весь дернулся от боли, когда задел боком за дерево. Несмотря на чудовищные размеры и грозный вид, он почему-то вызывал жалость. Если медведя действительно мучает боль, приближаться к нему не просто опасно, а смертельно опасно. Пока что лучше оставить всякие мысли о Шардике — силе божьей и заняться трудным делом, которого вполне довольно для нынешнего дня: поисками Шардика-медведя.

Вернувшись к тугинде и барону, охотник истолковал им знаки леса и предложил для начала отыскать место, где он видел медведя два дня назад. Он показал, где выходил на берег из тростниковых зарослей, где пытался незаметно проскользнуть мимо леопарда и куда направился, спасаясь от него. Они медленно пробирались через кусты вглубь острова, Мелатиса и Шельдра следовали за ними.

С той минуты, как они покинули стоянку, Мелатиса и пары слов не сказала. Оглянувшись, Кельдерек увидел ее напряженное лицо, очень бледное, несмотря на жару, и дрожащую руку, поднятую, чтобы стереть со лба испарину. Сердце у него сжалось от жалости. Ну подобает ли молодой красивой женщине таскаться по лесу в поисках раненого медведя? Надо было оставить Мелатису на стоянке, а с собой взять вторую служанку, такую же суровую и бесстрастную, как Шельдра, чей вид наводит на предположение, что она не обратит внимания на медведя, даже если тот наступит ей на ногу.

У подножия горы Кельдерек повернул и повел спутников через густой подлесок к месту, где ранил леопарда. Там он подобрал свою стрелу и наложил на тетиву лука, взятого на стоянке. Слегка натянув тетиву, охотник недовольно нахмурился: негодный лук, не сравнить со своим. Лук принадлежал одной из девушек — слишком легкий и гибкий, толку от него никакого. Интересно, куда угрюмый болван Тафро дел его лук? «Если мы когда-нибудь вернемся на Ортельгу, — подумал Кельдерек, — я попрошу барона, чтоб приказал вернуть мне оружие».