Мэтт Грэнвилл, Везучий Неудачник - Лилия Ильюшина

– А вы попробуйте настойку забывника, ректор! Пара капель гарантирует свежее восприятие мира!

С этими словами в трактир вошел тот, кого я ненавидел всем сердцем. Если бы не этот проклятый Финнр, я бы спокойно одомашнил! Не потерял бы память, не глотал бы всякую гадость, не превращался бы в Ласло и не лишился бы всей магии! И он ходит как ни в чем не бывало, когда сломал мне жизнь!

Я колотил по барьеру кулаками, швырялся досками и битой посудой, но он не поддавался. Список лучших ругательств Закружья не понадобился: уже на пятом слове кто-то запечатал меня заклятьем тишины. Я отомстил тем, что щепками выложил на барьере неприличное слово.

– Мэтью, почему вы без штанов? – Громовой голос Глории Карбоначчи застал меня как раз за этим занятием.

Вечно женщины все портят! Тут вопрос чести и достоинства, а она про штаны! Я прыгнул за буфет и натянул новые брюки. Приглашение и еще какой-то хлам переложил в карман, карту выбросил. Барьер на глазах становился непрозрачным. Мое словотворчество было не разобрать. Ага, лишить человека магии им не стыдно, а вот ругательство глаза режет. Лицемеры! По ту сторону тем временем собрался целый консилиум.

– Если Мэтт чувствует магию и может пользоваться магическими предметами, он маг и должен участвовать в конкурсе. Спасибо за цветы, Визл. Это мои любимые.

– Обыкновенцы тоже много чем могут пользоваться, Глория. Вопрос ясен: нет магии, нет мага. Мы не можем тратить на него время. У нас и так проблемы из-за того, что один из них слишком сильно хочет победить, а если мистера Грэнвилла попытаются выбить из конкурса, как он себя защитит? Не могу же я дежурить круглые сутки, я и так уже забыл, когда спал последний раз!

– Феррариус, но ведь у него явный потенциал! Он еще может раскрыться!

– Вот когда раскроется – пусть приходит. У него была уйма времени на одомашнивание, зачем было тянуть до дедлайна? И не кричи так громко, голова раскалывается. Давайте вашу настойку, Финнр.

– Письмо его слушается, ректор, – вставил трактирщик.

– Возможно, оно ему просто симпатизирует. Такое бывает. Уж вам-то не знать, Визл! А если его приметит какая-нибудь иносущность? Скоро их сезон, не забывайте.

– Увешаем его амулетами, опоим зельями, не переживай. Феррариус, ты же ученый, неужели тебе не интересно с ним поработать?

– А если двинуть его зарядом боевой магии, Глория? Как думаешь?

Мне как-то не очень понравилось направление научной мысли ректора.

– Я читала, что можно попробовать закалить его в пламени дракона. Но сначала развоплотить личность.

– Отлично! Давай сначала зарядом, а если не поможет, разбудим дракона. И еще: знаешь, мне прислали тысячу эпитафий на памятник Карадурну, надо дать ему почитать. Он или свихнется, или вспомнит проклятье скрюченных пальцев!

Разговор продолжался в том же духе. Оставалось надеяться, что ректор и Карбоначчи – истинные ученые и от теории к практике перейдут нескоро. Но лучше уносить ноги, пока они не начали делать то, что собирались. В одном я был согласен с Феррариусом: если б я не тянул, все было бы нормально. Но ведь время еще не вышло, правда? Я сделаю, что от меня требовалось, и ко мне вернется магия. Так всегда бывает, я же читал! И обещаю: больше никогда-никогда не откладывать дела. Я буду самым примерным студентом, вот увидите! Честное слово, клянусь Чарли Пранком!

Я уже почти начал перевоспитываться, когда понял, что не знаю, как выбраться. Даже позвать никого не мог: заклятье тишины никуда не делось. Я медленно обошел свою часть трактира. На драконьей льдине лежала горсть снегоягодных сердцевинок. Синих, обгрызенных Бобом. Я с благодарностью сгреб подарок и засунул одну ягоду в рот. Челюсть сразу онемела. Двойное Гарантированное Молчание от Мэтью Грэнвилла! Женатым скидка!

Осталось выбраться наружу. Как-то не везет мне последнее время с входами и выходами. То не впускают, то не выпускают. Я вздохнул и понял, что другого выбора нет. Присмотревшись к льдинам, я вычислил дракона. И принялся щекотать его за пятки. Сначала глыба льда держалась, потом по ней пошли всполохи, в конце концов дракон не выдержал и задрыгал лапами. Хвост его взметнулся и пробил дырку в стене. Всегда знал, что смех – это путь к свободе.

Я не учел, что стал резонатором любой магии, которую сотворяли рядом. А в Карпетауне постоянно что-нибудь сотворяли. Я с трудом отлепился от вывески, которая уговаривала попробовать свежие червелапки. Потом меня оглушило любовно-приворотным и я минут двадцать объяснялся в чувствах битому цветочному горшку. Призывное заклятье заставляло тыкаться в каждую дверь. Но хуже всего было ощущение, что за мной следят. Оно зудело во мне с той самой минуты, как я выбрался из «Сироты».

И тут меня осенило. Заклинания тащили меня в разные стороны, потому что ни одно не было достаточно сильным! Значит, если заполниться какой-нибудь магией до самого верха, другие во мне не поместятся! Почему-то я оказался чувствительным только к покупкам и еде. Нет бы к магии прибавления ума, например… Чувство голода было таким необъятным, что проглотило и переварило все остальные. Странно было то, что, когда я грыз снегоягоду, он усиливался. Ягоды быстро закончились, хотя брючный ремень оказался тоже вполне ничего. Но когда я решил, что сургуч – это вообще лакомство, приглашение вырвалось и с воплями улетело.

И тут – хлопок по ушам, звенящая пустота и никакого голода. Как утром. Наоборот, меня мутило от мысли о еде. И разрывало на части, ноги болтались в воздухе. Ой, это меня зацепило магией пузыря! Я лечу! Мне повезло дважды: первый раз – что пузырь прихватил меня с собой, второй – что действие снегоягод закончилось. Зато теперь, когда чужая магия не отвлекала меня, я мог собраться с мыслями. О чем я только думал! Без приглашения-то ничего не выйдет! Глупо было ожидать, что от участников требуется какая-то невероятная магия на первом же задании. Подсказка была в письме, а я ее проморгал. «Приглашение является ключом», – сказано там, только не к Вокзальным воротам, а к этому самому дому!

Я сунул в карман кораблик, который пальцы свернули из бумажного листочка, выдохнул и решился. Торжественно поднес приглашение к замку и дотронулся до него. Когда ничего не произошло, я не сильно удивился. Расклеил ссохшиеся губы, сглотнул и внятно, четко сказал:

– Я, Мэтью Грэнвилл, обещаю, нет, клянусь: я буду хорошим! Я исправлюсь!

Сердце колотилось даже не в горле – в носу. Я сел под дверью, сцепил на коленях влажные пальцы и задумался, что же я не учел. Возможно, это была дополнительная проверка. Посчитать все листья? Размах кроны? Квадратные корни площади его корней? Или, допустим, это задание на выносливость? Сидеть тут до тех пор, пока не умру? Или на смелость?

Ага, смелость города´ берет, а наглость вскрывает квартиры и дома! Я взглянул наверх, на открытое окошко-дупло. Я не допрыгну, конечно, но кое-кто долетит. И откроет мне дверь! Все просто! Как можно незаметнее я показал письму сначала на дупло, потом на замочную скважину. Все-таки мне попалось удивительно сообразительное приглашение: оно бочком-бочком придвигалось поближе к окошку. Вот оно развернулось и начало по чуть-чуть просовывать внутрь свиток. И тут – ХРЯСЬ! – окно захлопнулось, и приглашение с криком свалилось вниз. Из сильно помятого крылышка сочились чернила. Дом довольно захлопал всеми форточками.