Тёмные времена. Звон вечевого колокола - Илья Куликов

– Ты куда, слепой басурманин, коней правил? – кричал Артемий Варлаамович. – Ну это надо же прямо в яму угодить. Где только таких, как ты, на Руси находят! Толкайте, олухи! Меня, между прочим, в Городце князь Андрей поджидает, а я тут застрял по вашей милости.

Другие бояре кто спешился, кто сидел в седле и грустно смотрел на эту дорожную неприятность.

– Артемий Варлаамович, – высказался боярин Роман, – может, вам с телеги слезть? Молодцам и лошадям полегче будет!

– Сам слезай, а я в луже сапоги свои пачкать не собираюсь! А ну, остолопы, налегайте дружно! Да перестаньте вы коней хлестать, жалко животин, сами давайте толкайте!

На помощь к ним в лужу никто лезть не спешил, понимая, что останавливаться, чтобы просушить одежду, бояре не будут. Между тем ратники, которые не толкали телегу, все слезли с коней и переминались с ноги на ногу, давая отойти конечностям, которые устали от нахождения в одном положении.

– Не, ну ты, Артемий Варлаамович, совесть хоть поимей, ведь с тобой ни одну телегу они сдвинуть не смогут! С тобой телега вдвое тяжелей, – не унимался боярин Ростислав, который был тощим.

Артемий на него поглядывал с неодобрением, громко и грязно ругался, но слезать с телеги в холодную грязную воду лужи не собирался. Остальные телеги тоже остановились.

– Ну что, на ночь, что ли, здесь оставаться из-за того, что он не хочет из телеги вылезать? Или бросить его здесь?

– Так он всю дорогу перегородил своей телегой, из-за него не только ни одна телега проехать не сможет, но и всаднику через кусты продираться придётся.

– Да не виновен я, братцы! – отвечал Артемий Варлаамович. – Это всё Давыдка, паскуда, уснул и в яму въехал. А ну, давай бей коней с силой, что ты их еле-еле по спинке гладишь. У-у-у, окаянные!

Артемий Варлаамович словно забыл, что минуту назад наказывал, чтобы коней не били, а сами толкали. Впрочем, и это никакого результата не дало. Телега как стояла в яме, так там и оставалась.

– Надо коней, Артемий Варлаамович, выпрячь и всем вместе на руках перенести её! – сказал один из толкавших.

– Ты что, бес ленивый, так её вытолкнуть не можешь? Вот я тебя сейчас сам кнутом оприходую. Надо распрягать – распрягайте. Только давайте быстрей.

– С вами не сможем! Слезьте, боярин!

– Ты что, совсем глупый?! Я в луже пачкаться не собираюсь из-за того, что вы в детстве каши мало ели. Давайте дружно. Раз-два, взяли!

– Никак, боярин!

– У-у-у-у, бесы ленивые, значит, давайте толкайте так!

В этот момент словно вихрь пронёсся, и тут же со всех сторон послышались крики. Один за другим ратники и простые люди падали, пронзённые стрелами, сыпавшимися со всех сторон.

– Тати! К оружию! – что было мочи закричал боярин Ростислав, но упал, пронзённый стрелой. Словно из ниоткуда на немногих выживших набросились вольные ратники и почти сразу порубили новгородцев. Единственный, кого не тронули, оказался боярин Артемий. Тот так и остался сидеть на своей телеге и вертеть головой в разные стороны.

– Всё, Тониглиевич, кажется, всех порешили, – сказал Иван, – давай, забираем их барахло и уносим ноги, пока люди князя здесь не появились!

– Да откуда им взяться, – продолжил концерт для Артемия атаман, – они в такие места носа не суют. Боятся. А это что за свинья там на телеге сидит?

– Православные, – жалобно затянул боярин Артемий Варлаамович, – не губите! Я и так природой обижен!

– А по-моему, ты жирный оттого, что жрёшь много! – сказал Иван.

– Не губите, православные! У меня деток восемь душ! Пропадут!

На самом деле у Артемия Варлаамовича не было детей, так как он не был женатым, но так он надеялся больше разжалобить этих татей.

– Ладно, боров, снимай давай кафтан свой и шапку и неси сюда! Да смотри в грязи не попачкай, а то зарублю, – сказал Тониглиевич.

Артемий послушно снял кафтан и шапку и прыгнул в лужу. Ему сразу стало холодно. Боярин про себя вновь пожелал своему извозчику всех возможных мук ада и с лицом невинной овцы протянул татям свою одежду.

– Сапоги давай снимай, боров, вон с трупа снимешь лапти, в них и пойдёшь!

– Не губите, православные, у меня от лаптей вмиг ноги сотрутся!

– А ты ещё скажи спасибо, что жив остался! Давайте, ребятушки, разберёмся, чего они везли. Давай, грузи подводы их барахлом да с мёртвых сымай, что пригодиться может, – командовал Тониглиевич.

– Люди добрые, – обратился к ним Артемий Варлаамович, – а не подскажете, в какой стороне Городец?

– А это тебе туда! Вёрст триста!

– Так далеко! А в Переславле сказывали, что три дня до Городца.

– Брехали тебе, толстый. А что у тебя за дело в Городце?

– К князю, люди добрые, еду, от таких же, как вы, простолюдинов! Звать на княжение!

– И кто тебя к князю-то пустит, образина грязная, – вмешался в разговор молодчик лет пятнадцати, по виду младший брат одного из татей, – ты на себя погляди! Наш князь Андрей Александрович со свиньями грязными дела не имеет. Ты, кстати, давай все свои перстни сымай, а не то с пальцами отрежу!

Артемий Варлаамович с ужасом поглядел на молодчика и принялся снимать драгоценности.

– Ты давай, боров, ступай-ка отсюда на все четыре стороны, Городец там, Новгород там. Проваливай отсюда, а не то к твоим товарищам тебя отправим.

Боярин поклонился татям и зашагал в сторону Новгорода.

Едва он скрылся с виду, Тониглиевич обратился к князю Андрею, пятнадцатилетнему молодчику.

– Скажи, а зачем тебе их жизни понадобились? Ведь не ради забавы же? Они ведь тебя на княжение звали!

– Сегодня, Тониглиевич, звали, а завтра бы припоминали, как в трудную минуту я к ним не пошёл. А коли пошёл бы, то рататься с дядей пришлось бы. Много православных душ зазря погибло бы.

– Верно, князь. Этих вот жалко!

– Они знали, на что шли. Вот что, забирайте всё, я вам ещё после гостинцев пришлю. Спасибо вам, хлопцы!

– Если подобная нужда в нас будет, ты, князь, – сказал Иван, – не стесняйся, зови нас. Мы крупную рыбу любим. И тебе польза.

Все тати засмеялись, словно дети, которые услышали милую шутку. Казалось, они никогда жизни людские не забирали, а сейчас просто нашли клад, а не отправили на суд Божий два десятка душ.

– Буду иметь в виду, Иван, – ответил князь Андрей.

Осенняя погода была, как и обычно, пасмурной. Хороших дней было мало, если не считать двух недель в середине октября. Великий князь Ярослав Ярославович понимал, что вести рать к Новгороду в такие дни было бы верхом глупости, и ждал, когда мороз сцепит раскисшие дороги.