Его ребенок - Вероника Касс

Ведь ничего же не случится, если я один разочек пойду на поводу у собственных желаний? Только теперь осознанно. Вдруг на чистый, не одурманенный разум все окажется иным? Вдруг я сама смогу отпустить воспоминания о Марке и той ночи? И тогда наконец-то все закончится. Все-все. И мне больше не потребуется противостоять Марку, играя с ним в игры, в правила которых он меня не посвящал.

— Я… — шепнула я, оторвавшись от его губ. Хотела сказать, что тоже хочу его, но он не дал мне этого сделать, продолжив наш поцелуй. А затем я ощутила, как мои ноги оторвались от земли, Марк закинул их себе на бедра, заставляя меня крепче вцепиться в его шею, и, все еще осыпая поцелуями мои губы, скулы и шею, куда-то понес.

Скольников просто не оставил мне возможности связно думать и говорить. Хотя говорить сейчас мне хотелось меньше всего. Я просто судорожно отвечала на его поцелуи, остатками разума понимая лишь то, что отпустить себя было моей лучшей идеей за последние несколько месяцев. А может и за всю мою жизнь.

Я слишком долго была маминой гордостью и опорой. Правильной и надежной Кариной, которая сама же и возложила эту ношу на свои плечи. Стремилась выучиться, устроиться в этой жизни, помочь всем своим близким, отложив в дальний ящик собственные желания. Я запрятала их так глубоко в себя, что до последнего времени даже не подозревала о том, насколько важным для меня оказалось чувствовать себя желанной, чувствовать себя настоящей женщиной, а не подростком, отложившим всю личную жизнь в дальний ящик.

Когда мы спускались по лестнице, Скольников перестал меня целовать, внимательно глядя себе под ноги. Я же словно мстила ему, осыпая поцелуями его шею и гладко выбритый подбородок.

Неужели готовился?

Я подумаю об этом позже.

Сейчас же я осмелилась чуть повернуть голову и провести приоткрытыми губами по краю ушной раковины Марка, невесомо подула туда, и мужчина как-то совсем по отчаянному усмехнулся.

— Ты же не хочешь, чтобы я тебя уронил?

— А ты можешь меня уронить? — кокетливо шепнула я ему в ответ, совершенно не узнавая собственного голоса. Ни тембр, ни сладкие мурлыкающие нотки не были моими.

Не только голос был не моим, но и поведение. Скольников все же преодолел лестницу, и тогда я коснулась его разгоряченной кожи языком.

— Из всех сил стараюсь не уронить и донесть не до самой ближайшей горизонтальной поверхности, а хотя бы до…

Я не дала ему договорить, просто вернулась к его губам. Потому что без его поцелуев дурман начинал развеиваться, а этого я хотела меньше всего на свете сейчас.

Я боялась струсить и сбежать, ведь тогда все останется по-прежнему, а я устала от этого дурацкого подвешенного состояния. Непонимания, нерешительности и страха признаться самой себе в том, что я не отпустила. Ни ту ночь, ни мужчину, ставшим моим первым.

Мы все-таки добрались до кровати, на которой не было постельного белья. Правильно, откуда ему было здесь взяться? Но было покрывало, на которое меня практически кинули после того, как избавились от моей куртки, будь она трижды неладна, но на ней заело замок, и Марк в итоге сорвал собачку с молнии, громко при этом выругавшись и очень удивив меня своей несдержанностью.

С остальной одеждой было проще. Намного проще. Так же, как и с одеждой Марка, единственное, что нас замедляло, так это то, что мы постоянно путались в своих же руках, настолько мы спешили. Спешили неизвестно куда.

Больше не было нежности и размеренности. Только гонка, безудержная страсть и словно голые инстинкты. Марк больше не был каменным изваянием и уравновешенным взрослым мужчиной, он вел себя как слетевший с тормозов подросток, совсем как ту ночь. В нашу единственную ночь.

Буквально на грани реальности, когда мой разум уже практически заволокло туманом, самой настоящей пеленой, я выставила дрожащие ладони, упираясь ими в мощную натренированную грудь мужчины.

— Защита, — хрипло выговорила я, но мои слова тут же растаяли на губах Скольникова. — Марк… — протянула я между поцелуями, — Марк, пожалуйста.

— Все хорошо. У меня есть, — наверное, я была слишком пьяна от происходящего, иначе, почему мне показалось, что его голос дрожал? — есть…

Мое тело на какое-то бесконечное мгновение лишилось ласки его рук, но словно поняв, как мне одиноко без его поглаживаний, Марк мягко втянул в рот мою нижнюю губу, успокаивая и в то же время распаляя еще сильнее. И только потом он переплел наши пальцы, беря в плен не только мои руки, но и всю меня. Мое тело, разум и душу.

Первый несмелый толчок, отозвавшийся во мне легкой болью перетекающей в наслаждение и вызвавший слаженный стон удовольствия, который мы буквально выпили с губ друг друга. А затем все перестало существовать окончательно.

Гонка продолжилась и не было в ней участников, соревнующихся и играющих друг против друга, в этой игре мы были на одной стороне и, если и стремились кого-то обогнать, то только лишь время, желая как можно дольше наслаждаться происходящим.

— Теперь мне придется купить эту квартиру, — усмехнулся Марк мне в макушку, заставляя меня вернуться в реальность.

Наши тела были все еще тесно переплетены, и мне не хотелось ни о чем думать. Не хотелось анализировать, не хотелось жалеть. Марк гладил мои плечи и руки, второй рукой надежно зафиксировав и словно укрыв ладонью мое бедро, иногда он целовал мой висок и раздувал своим дыханием мои волосы, и мне было так хорошо… тепло, сладко и уютно.

А еще я поняла, что ни черта себе не напридумывала, и не просто так не могла заглушить в себе воспоминания о той ночи, потому что на трезвую голову и ясный ум все оказалось еще лучше. Много много лучше. Только мало. Господи, как же мало…

— Хочешь сказать, что мы опорочили чью-то будущую квартиру, и ты за это чувствуешь себя виноватым?

Я попыталась подняться, очень хотелось заглянуть Марку в глаза, но он не дал, прижал меня к себе еще теснее, хотя теснее было уже точно некуда.

— Может быть на память о произошедшем? — в его голосе послышались смешинки, и я поняла, что он опять начал меня дразнить. Так скоро.

— Не думаю, что это достаточная причина. Ни я первая, ни я последняя, — обиженно пробубнила я и еще раз попыталась подняться.

Но Марк и на этот раз не дал мне пошевелиться. Только развернул меня, опять уложив спиной на кровать и нависнув сверху, хитро заглянул мне в глаза.

— Хочу тебя опять… — шепнул он и, не дав мне ничего ответить, исполнил наше, в общем-то, общее желание. А я поняла, что в глазах у него плескалась не хитрость, а самый настоящий порок.

Из постели мы выбрались лишь спустя три часа и то только после того, как мой желудок начал громко урчать, оповещая не только меня, но и Скольникова о том, что я сегодня вообще ничего не ела.

— Мы пропустили обед, — хрипло рассмеялся Марк и первым поднялся с кровати, аккуратно переложив меня со своего плеча.