Где бы ты ни был - Джеймс Ганн

– Надеюсь, – скептически усмехнулся Джерри. – Вот только мне от этого не легче. Все кончено.

– Та женщина, видимо, тоже так подумала, – сказала вдруг Дорис.

– Какая женщина?

– Прошу прощения, мистер Блитц, я имела в виду мисс Блессинг, вашу невесту. Она заходила недавно, просила передать вам это.

Дорис открыла ящик, достала оттуда кольцо и вручила его Джерри.

– Джоан?.. – проговорил он, не веря своим глазам.

– Ну не расстраивайтесь. Она того не стоит. – В голосе Дорис звучало почти материнское участие. – Ей нужны были только ваши деньги. Она даже как-то проговорилась, что терпеть не может фамилию Блитц. А началась у вас черная полоса – пожалуйста, ее как ветром сдуло!.. Вам нужна, – пылко добавила Дорис, – простая, милая девушка, которая будет любить вас за то, что вы есть!

– Где ж ее такую теперь найдешь… – Джерри вздохнул. – Дорис! А как тебе фамилия Блитц?

– По-моему, очень даже… – начала она и осеклась. – Ну то есть… в общем… Я помолвлена, мистер Блитц.

Она вытянула вперед левую руку. На безымянном пальце крохотным огоньком вспыхнул алмаз в оправе.

– Ну что ж, поздравляю. – Джерри подбросил свое кольцо на ладони и не глядя сунул в карман брюк. – Если что, я буду в пентхаусе. Пусть все бутылки из новой партии несут туда.

Расправив плечи, он решительно пошел к лестнице. Мечты рухнули. Невеста ушла. Через несколько часов он лишится и пивоварни, и пива.

Раз это лучшее пиво в истории, значит, следует насладиться им сполна.

В самом пентхаусе было темно, лампа горела только в проходе между гостиной и кухней. В гостиной стоял журнальный столик, на нем – полный бокал пива. Рядом темнели пятна от выплеснувшейся через край пены. Пенную шапку украшала прелестная головка и не менее прекрасный бюст.

Джерри сидел в кресле. Он салютовал девушке своим бокалом, та кокетливо потупила глаза.

– Поэту свыше вручен дар, но все ж успешней пивовар: постичь божественный размах в хмелю уж проще, чем в стихах, – продекламировал Джерри, осовело кивнул пенной красотке и сделал глоток. – Чтобы на все найти ответ, напитка лучше эля нет.

Откуда-то из недр Джерри исторг могучую отрыжку и расплылся в довольной улыбке.

– Идеальное пиво! – Он покрутил пальцем в воздухе. – Как пос-с’него пить что-т’ другое? Тот ж’ эль. Вот Хаусман[2] пиш’т про эль, то’ко ничегошеньки в нем не п’нимает. Эль – эт’ верховое брожение, а в’т лагер – низовое.

Он сделал еще глоток.

– Пиво след’т подавать охл’жденным до п’ти-семи град’сов. Пена держ’с-ся лучш’, лишние газы улетуч’с-ся, а букет и вкус – остаю’с-ся.

Девушка начала клониться набок.

– Иначе г’ря, с’час пиво уже слишком нагрел’сь, и т’е нехорошо. Вот! – Джерри вылил остатки своего пива в бокал. Пена побежала по стенкам на стол и закапала на ковер. Девушка распрямилась.

– Так-т’ лучш’.

Он аккуратно вылез из кресла, обошел столик и будто по воздуху проплыл на кухню. Вернулся с двумя холодными бутылками без этикеток. Поставил на столик и, взяв открывалку с ручкой из слоновой кости, снял крышку с одной из них. Аккуратно перелил пиво в бокал и убрал пустую бутылку на пол, где уже скопилась небольшая коллекция.

Сощурившись, Джерри попробовал сосчитать бутылки, но сбился и начал снова.

– Тринадц-цть! – сказал он наконец. – П’красно! И каж-ж’я что унция виски. Даж’ не заметил, как напилс-ся.

Девушка кивнула, будто соглашаясь.

– А вот и нет! – Джерри отчаянно мотнул головой. – Я где-т’ слышал, чт’ есть три стадии оп’нения: драчливая, ворчливая и сонливая. А мне хорошо! Впроч’м, это ж идеальное пиво, так чт’ ничего удивит’ного.

Девушка весело закачалась.

– Я счас-с’в! – сказал Джерри победным голосом. – К чему забот’с-ся о будущ’м? – Он попытался щелкнуть пальцами; вышло только с третьего раза. – Пус-сь будущее само о себе забот’с-ся.

Он подлил немного пива в бокал с красоткой.

– Поч’му? – спросил он с негодованием. – Ну вот поч’му ’с-се против, чтоб’ у них в пиве кто-т’ плавал? Ты ж’ лучш-ший собутыльник! Красивая, ’с-се понимаешь – и молчишь. Что вам ещ-ще нужно от де’ушки? Что вам ещ-ще нужно от пива, а?

Джерри поднес бокал к губам и залпом осушил половину.

– Хочу сказать вам, господа: чтоб выпить, повод есть всегда… – пробормотал он, покачиваясь в такт, и вдруг замолчал.

В дверях стоял человек.

– …Сварилось пиво; выходной; в гостях; поссорился с женой… и – наконец – любой другой, – завершил стихотворение вошедший. – Да простит мне доктор Олдрич[3] этот вольный пересказ.

– Дион! – воскликнул Джерри.

Ростом старший пивовар был немного ниже среднего, имел непримечательные каштановые волосы и непримечательную внешность. Костюм его, напротив, кричал оригинальностью.

Галстук – лиловый, рубашка – желтая, пиджак – ярко-синий, брюки – травянистые, носки – алые, ботинки – белые, как шкура козленка. Просто ходячая призма. Но даже этот разноцветный наряд блек по сравнению с лицом Диона. На нем отражалось счастливое презрение ко всему, что люди почитали святым, и священный восторг перед тем, что делало людей счастливыми. Под воздействием этой ауры хотелось веселиться, петь, танцевать, любить и предаваться вещам хоть и неблагоразумным, но таким приятным.

Кружит голову не хуже пива, – подумал Джерри. При этом в присутствии Диона он как будто слегка протрезвел.

Возраста пивовар был неопределенного. Иногда – как, например, сегодня – он выглядел юнее, чем самое молодое пиво, которое сливают дображивать в лагерный танк. А иногда казалось, что он на много-много веков старше пивоварни.

– Вижу, решил пригубить свеженького, – сказал Дион, и в его голосе бурлили энергия и жизнь. Затем он бросил взгляд на пену в бокале. – Нимфы и сатиры! Что это?!

– Эт’ моя погибель, – мрачно, словно кривое отражение, промолвил Джерри.

– Бывает, что погибель ведет к новой, лучшей жизни. Многие девушки убеждались в этом на своем опыте, – весело отозвался Дион. – Что ж, давай разбираться.

Он уселся на краешек кресла и стал рассматривать пенную красотку.

– Мило, изящно… Так как тебе пиво?