"Каскад" и "Омега" - Валентин Ютов

зло войны

Во время своей первой командировки в Афганистан Лазаренко посетил одну из тюрем в Газни. Это посещение навсегда стало одним из наиболее мрачных впечатлений в его жизни.

В одной комнате длинный стол, на котором лежат орудия пыток: крючки, паяльники, гвозди и прочее; во второй комнате цепи на стене — на них подвешивали людей в голом виде, а внизу находилась яма, в которой копошились черви, так как туда стекала кровь. Ничего не изменилось с приходом новой власти — преемственность в тюрьме со-

хранялась строго. Менялись режим и его люди, но не менялись “специнструмент” и “специнвентарь”. Когда Александра Ивановича привели в комнату пыток, там подвергался экзекуции бывший тюремщик, а теперь заключенный, который говорил, что русские — это неверные и враги афганцев. Лазаренко поспешил покинуть тюрьму со смешанным, почти омерзительным чувством. Он понимал логику поля боя, войну умов, сражение людей, взявших оружие для защиты своих идеалов. Но защищать закон таким бесчеловечным путем — это было не для него.

Подобные тюрьмы перешли “по наследству” к ХАД, и надо объективно сказать, что хадовцы не уничтожили “проклятое прошлое”, а с успехом использовали его “достижения” в своей практике. Недаром древний философ говорил: “Тот, кто желает сохранить власть, должен прибегнуть к злу”.

ХАД боялись и душманы, и местные жители, и не только. В Шинданде команда “Каскада” захватила двух иранцев. Иностранцы нечасто попадали в сети разведчиков, и поэтому Лазаренко лично прилетел, чтобьгдопросить залетных гостей. На вопросы, кто они такие и что здесь делают, иранцы отвечать отказались. Тогда Лазаренко попросил переводчика перевести, что иранцев немедленно передадут в ХАД. При упоминании ХАД иранцы потеряли способность к сопротивлению и стали униженно просить, чтобы их не передавали туда и что они ответят на все вопросы. Воистину, как говорит пословица, жестокость и страх пожимают руки друг другу.

Оказалось, что оба были из Савака и являлись инструкторами по диверсиям в бандах. Далее естественно разговор пошел чисто профессиональный, и конечно в Центр ушла полновесная информационная телеграмма.

Во всех войнах, в которых участвовал Лазаренко, ему приходилось сталкиваться с жестокостью. Пытки военнопленных или гражданских лиц из стана противника всегда были способом получения интересующей информации или выражением тупой и упорной мести. Может на Востоке они были ближе к “кровной мести”. Но дело не в том, Восток это или Запад. Жестокость есть жестокость, с какой бы географической широтой она ни была связана. Но в Афганистане как-то пересекались современные технические достижения и средневековое безразличие к человеческой судьбе. Еще в мае 1979 года он впервые посетил Афгани-

стан во главе группы инструкторов для консультаций партнеров из афганской службы безопасности (предшественница ХАД) по вопросам использования специальных минно-взрывных средств. Начальник этой службы Сарвари на первой же встрече похвастался, что он сам только что расстрелял 30 бандитов. Лазаренко поинтересовался, откуда известно, что они бандиты.

Сарвари объяснил, что просто в его личную тетрадь занесены десятки людей из враждебной среды. О какой-то элементарной проверке действительного положения дел даже речи не было. Раз в списках — значит, “секир башка”. Но это было еще не все.

Сарвари познакомил Александра Ивановича и его спутников со своим помощником Юсупом. Последний продемонстрировал столик с двумя телефонными аппаратами, стоявший в его приемной. Аппараты были не простые, а специально приспособленные для пыток с электрошоковым эффектом. На аппаратах устанавливались всевозможные датчики и дополнительные провода: небольшой поворот трубки приводил к воздействию на человека мощным электрическим разрядом. Даже показ таких “игрушек” был не для слабонервных. Бессмысленно было убеждать партнеров, что подобная жестокость — не самое лучшее средство борьбы с врагом и уж тем более привлечения народных масс на свою сторону. Отцы и дети Саурской революции хорошо помнили воздействие подобных методов на них самих и на их близких. Давно известно: кровь за кровь, смерть за смерть и “на войне как на войне”. Все это Лазаренко понимал, но бессмысленное издевательство над человеческим достоинством, жестокость, переходящая в садизм, звериная ненависть притупляли что-то у него в душе.

Он своими глазами видел, как бандиты издевались над теми, кто поддерживал новую власть в надежде, что она позволит народу встать с колен, вырваться из удушливых уз средневековой отсталости, уйти от безграничной власти племенных вождей и баев.

Он видел труп молоденькой учительницы из племени джадран: ей распороли живот, поместили туда камни и ее обрезанные маленькие груди, а затем живот зашили; в Пагмане душманы отрезали головы сразу одиннадцати партактивистам и тоже зашили их в животы; в Файзабаде наша рота не смогла вовремя прийти на выручку советскому блокпосту, и когда все-таки она туда прибыла, то застала жуткую картину: трех скальпированных, с отрезанными

ушами, с вырванными языками и гениталиями наших товарищей.

“ТЕМНЫМИ” УПРАВЛЯТЬ ЛЕГЧЕ

Когда людей, прошедших войну, спрашивают о ней, желая услышать что-то особенное, то воины чаще всего стараются отмолчаться. Думают примерно так: говорить о подвигах вроде нескромно, о кровавых боях — бравада, о военных буднях — неинтересно. Конечно рассказывать о подвигах, которые всегда видятся в героической оболочке, интересно. Но подвиги — это не ежедневное явление. Честь и хвала героям, совершившим подвиг, суть которого в том, как любил говорить замполит “Каскада”, что один делает то, что под силу нескольким, а это значит, что остальным — жить; герой вроде как спаситель их.

Но вот будни противостояния, эта тягомотина войны, эти бессонные ночи и полные случайных опасностей дни — к ним ведь тоже можно привыкнуть. А привычка может перейти в равнодушие и автоматические действия. И обо всем этом действительно говорить скучно, да особенно и не держится такое в памяти.

Недаром говорят, что жизнь не те дни, которые прожиты, а те, что запомнились. Среди ярких событий тех лет (участие в боях, в “высоких” совещаниях, в разработке и проведении операций и так далее) Александру Ивановичу хорошо запомнились встречи с простыми афганцами.

Как-то во время пребывания в Кандагаре он попал на праздник Рамазана. Собралось около 70 человек, которые поздравляли друг друга. Его приняли за высокого гостя и представили возможность побеседовать со старейшинами. Когда Лазаренко задал им вопрос: “Кто такой Бабрак Кармаль?” Пять человек подняли руки: двое сообщили, что это шах, один сказал, что это руководитель, еще двое уточнили, что это президент. Остальные просто не знали, о ком идет речь. Но “осведомленность” этих пятерых была просто “удивительной”! Лазаренко еще раз убедился, насколько низко была поставлена пропагандистская и воспитательная работа среди простого афганского люда, то ли руки не доходили до этого у новых руководителей страны, то ли действовали по принципу, что “темными” легче управлять.