Проклятие брачного договора - Людмила Мартова

Собрав джинсы и толстовку, чтобы одеться в ванной, Дина заперлась изнутри, открыла воду и влезла под душ. В коротком разговоре с Катей было что-то важное, только Дина никак не могла сообразить, что именно. Боря – нежадный, добрый и справедливый. Так, это не то. Он не ругается, когда его домработница приходит в неположенный день. Не то что некий Максим Михайлович. Нет, это, кажется, тоже не то. Или то? Максим Михайлович ругался, когда Катя пыталась отпроситься в среду, потому что ее попросил прийти Ефимий Александрович. Вот оно. Катя работает еще в одной квартире в этом же подъезде. А Ефимий Александрович – это историк. Или нет, палеограф. Специалист по древним рукописям. И он живет на четвертом этаже. Интересно, и что эта информация ей дает?

Что-то связанное с древними рукописями продолжало царапать мозг. Но как Дина ни пыталась, так и не смогла понять, что именно. Решительно закрутив кран, она вылезла из душа, вытерлась пушистым полотенцем, оделась, почистила зубы, собрала волосы в хвост, решила сегодня не краситься, критично посмотрела на себя в зеркало, тяжело вздохнула над собственным несовершенством, натянула одежду и вышла наружу, выпустив в коридор клубы пара.

– Катя, я у соседей буду! – крикнула она в сторону спальни, из которой доносилось жужжание пылесоса. – Вы, когда закончите, сигнализируйте мне, ладно?

– Хорошо! – прокричала в ответ Катя. – Это часа через два будет. Меня Ефимий Александрович в районе часа ждет. Он до этого времени работает. Мешать нельзя.

Соседка Лена оказалась дома одна и Дине очень обрадовалась.

– А Веня по делам ушел, – сообщила она. – Ты проходи. Можно, я на «ты» буду? Чаю хочешь? Или, может, поесть чего. Блины будешь? Я блины напекла.

От ее ласкового щебетания становилось как-то теплее на душе. И улыбаться хотелось все время. Дина и улыбнулась.

– Блины буду, – сказала она. – Как раз позавтракать не успела. У меня сегодня выходной, вот я и проспала все на свете, включая завтрак. А сейчас домработница пришла, вот я и освободила фронт работ.

– А я сама все прибираю, – сообщила Лена, ловко накрывая на стол. На нем появилась тарелка блинов, накрытая пластмассовым куполом, масленка, баночка с вареньем, плошка с медом, блюдечко со сметаной. – У нас денег лишних совсем нет. Тем более что Веня с Нового года не работает.

– А ты? Ты тоже не работаешь? – спросила Дина, завернув первый блин лодочкой и обмакнув его в варенье, клубничное, с прозрачными крупными ягодами.

– Нет, почему? Я работаю. Просто по сменам. Я – медсестра в больнице. Сегодня вот выходная. Веня, конечно, хочет, чтобы я с работы ушла, потому что и больные вокруг, да и вообще тяжело. Но я боюсь увольняться. Мне декретные получить надо, да и детские потом. Не могу же я на его шее сидеть.

– Как же на ней сидеть, если Веня не работает? – спросила Дина.

– Ну, это временно же, – Лена всплеснула руками. – Вот дом построим, малыш в садик пойдет, и он снова на работу выйдет. Я уже смогу одна с ребенком оставаться. А пока я медсестрой работаю. Когда день, когда ночь, а когда и выходные получаются. Я подмены беру. Деньги-то нужны.

Теперь становилось понятным, на какие деньги семья живет сейчас. На Ленины, заработанные постоянными пересменками. А вот на какие шиши они собираются строить дом? Спрашивать Дина постыдилась. Может, сумел накопить этот самый хозяйственный Веня, пока вахтовиком работал. Она примерилась и ловко скрутила трубочкой второй блин, на этот раз обмакнув его в сметану.

– А в день убийства ты в какую смену работала? – зачем-то уточнила Дина. – А то Веня сказал, что вы дома были.

– Во вторник-то? После ночного дежурства отсыпалась. В среду с утра выходила, как раз вернуться успела, перед тем как ты пришла. Вчера у меня выходной был, а сегодня опять в ночь пойду. Так и живем. А во вторник я утром вернулась, сырников Вене нажарила и спать пошла. Ночь беспокойная была, ужас. Тяжелого пациента привезли, так что я, почитай, от него и не отходила. Проснулась часа в четыре только. Голова тяжелая, чумная. У меня всегда так, если ночью недосплю, а потом днем дохватываю. Чаю попила, тут Веня из магазина вернулся, свежей малины мне принес. Я ее так люблю, малину, вот он меня и балует. А потом уже шум в подъезде поднялся. Мы сразу и не поняли ничего, у нас же последний этаж. Это уж потом полицейские пришли и рассказали. Ужас какой, – Лена зябко передернула плечами. – А ты еще и труп видела. Это ж страсти какие.

– Можно подумать, ты в своей работе медсестрой никогда трупов не видела, – заметила Дина. – Хотя, признаюсь, я бы предпочла, чтобы Павла нашел кто-нибудь другой.

– В больнице все не так, – рассудительно сказала соседка. – Так случается, что люди от болезней умирают. Но убийство – это отвратительно, потому что неестественно.

С этим постулатом Дина была совершенно согласна.

– Ладно, Леночка, – сказала она. – Тебе перед ночным дежурством отдохнуть надо, а я тут тебя забалтываю и блины твои ем. Пойду я, может, Катя уже закончила уборку.

Однако в квартире все так же жужжал пылесос и стоял стойкий запах моющих средств.

– В спальне все так разбросано было, – сообщила выглянувшая из гостиной Катя. – Провозилась жуть сколько. Еще минут сорок мне, не меньше. А Ефимий Александрович-то ждет. Так неудобно. Может, вы спуститесь к нему, предупредите, что это вы меня задержали.

– Так позвоните и предупредите, – удивилась Дина. – Что может быть проще.

– Так он рассердится. Решит, что это я опять чего-то придумала. А если вы придете, то он гневаться не станет. Вы – человек посторонний, к тому же скажете, что у меня причина уважительная. Ну, пожалуйста. Вам же нетрудно.

Дине действительно было нетрудно. Кроме того, даже самой себе она боялась признаться, что ей хочется познакомиться с неведомым Ефимием Александровичем, который, если верить встреченному в лифте аспиранту, был ученым с мировым именем. И что это за наука такая, палеография?

Именно из любопытства Дина не стала сопротивляться просьбам Кати и снова вышла из квартиры, чтобы заглянуть к очередному соседу.

Профессор Бондаренко оказался сухеньким и очень бодрым старичком лет восьмидесяти. Длинные белые волосы спускались кольцами на плечи. Глаза за стеклами круглых очков смотрели внимательно, но вполне дружелюбно. Одет Ефимий Александрович был в черные брюки со строгими стрелками, белоснежную рубашку с галстуком и в шерстяную, вязанную косами куртку.

– Мы с вами договаривались о встрече? – спросил он, запуская Дину в длинный коридор, уставленный книжными шкафами. – Я что-то запамятовал. Вы ко мне по поводу оценки текста?

– Нет-нет. Я ваша соседка с пятого этажа. Наши квартиры убирает одна и та же домработница. Она сейчас у нас, и, видите ли, я невольно ее задержала, а она переживает, что не может вовремя прийти к вам.

– Наша с вами домработница ужасно непунктуальна. Помните, в «Берегись автомобиля» есть такой герой, которого играет Готлиб Ронинсон? Хотя откуда вам помнить Ронинсона, ваше поколение выросло на совсем других фильмах. Но дело не в этом. Рассказывая про Деточкина, он говорит, что у того очень много родственников. Так вот, у нашей Кати их тоже очень много. Она все время то опаздывает, то переносит свои визиты, потому что у нее кто-то умер, заболел, застрял в метро, попал в полицию, сломал ногу… Тысяча уважительных причин.