Череп епископа - Александр Прозоров

— Вы наняли немцев, чтобы вернуть их под мое командование?

— Вы получите назад своих жадных пехотинцев и пять сотен епископских латников вместе с вассальными мне рыцарями, и две русские шестифунтовые пищали, захваченные Орденом в последнем литовском походе, если не станете тратить время на ожидание того, чего быть никогда не может.

— И какой совет вы хотите дать, господин епископ? — ради возможности увеличить численность своего войска более чем вдвое, сын будущего великого магистра был готов почти на все.

— Вечера становятся все более и более холодными, господин кавалер, — улыбнулся гость. — Скоро осенняя распутица уйдет под снег, а недавние реки и топи станут самыми надежными путями. Военные походы в здешних местах случаются или летом, когда по рекам и озерам можно дойти до врага на лодках, или зимой, когда до врага можно дойти по льду. Но мало кто решается передвигаться по тонкому, только-только появившемуся льду, который без особого труда проламывает носом даже легкая лойма. Так вот, господин кавалер. Дней через семь к вам сюда подойдут ландскнехты. После этого вы сниметесь с лагеря и направитесь в мои земли, к рыбацкой деревне Кадавер. Этот путь займет еще дней пять. Там, в местном монастыре, вас будет ждать епископское войско и собранные со всех вверенных мне Господом земель лодки. К тому времени, несомненно, уже начнутся первые заморозки и озеро подернется самым первым, еще очень слабым ледком. Русские расслабятся и перестанут ждать опасности до зимних, крепких морозов — когда лед окрепнет и станет проходим для конницы и повозок. Но вы, мой рыцарь, мороза ждать не станете и пойдете на лодках прямо сквозь тонкий лед. Вы высадитесь севернее Гдова в нескольких милях, перережете дорогу из него к Иван-городу, а потом осадите Гдов и возьмете его. Получится то самое неожиданное наступление, о котором вы говорили, и гарнизон этой небольшой крепостицы не успеет подготовиться к осаде.

— Я возьму ее в первый же день! — пообещал кавалер Иван.

— Надеюсь, — кивнул епископ. — Потому, что там вы захватите лошадей, припасы и оставите за спиной крепкую базу, в которой всегда сможете получить пищу и отдых. Когда лед окрепнет, именно туда мы станем подвозить припасы и посылать подкрепления. В любом случае, в ближайшие три дня вам надлежит двинуться в сторону деревни Чернево, на восток от Гдова. К тому времени распутицу уже скует холодом, но лесные тропы снег засыпать еще не успеет. Как подсказывает мой опыт, господин рыцарь, через месяц на всех реках здешних будет стоять крепкий лед.

Пару дней вы отдохнете в Чернево, а затем сожжете ее, спуститесь на лед реки Плюссы, на которой она стоит, и быстрым маршем пойдете вверх по течению. У озера Врево по зимнику, который накатывается там каждый год, перейдете на Лугу, двинетесь вверх по ней до деревни Раглицы. Она совсем рядом с Новгородом, от нее к этому городу всегда ведет хорошая дорога. Через два месяца, начиная считать с сегодняшнего дня, вы подойдете к стенам Новгорода и займете город. Вы готовы сделать это, господин кавалер?

— Для усиления тылов нам необходимо сжечь поселки в устье Луги, — с глубокомысленным видом изрек рыцарь.

— Забудь про купцов, крестоносец! — не выдержав, рявкнул епископ. — Если ты возьмешь Новгород, тебе простится все!

Кавалер вздрогнул, прикусил губу, прошелся по шатру от стены к стене:

— Этот поход организовали только вы, или это цель всех пастырей Ливонии?

От восхищения гость только головой закачал: четыре епископства, входящие в состав ливонской конфедерации — Рижское, Курляндское, Эзельское и Дерптское все вместе могли выставить до четырех тысяч воинов.

Молодой рыцарь, пользуясь случаем, захотел получить под свое командование все войска, на которые, по его мысли, мог рассчитывать. Однако епископ не собирался делиться славой спасителя крышки Гроба ни с кем другим.

— Я открою вам тайну, господин рыцарь, которая стоит куда дороже лишней тысячи воинов, — положил руку на свисающий с шеи крест епископ. — Вам не придется штурмовать Новгорода. Ворота города откроют вам без боя. Вы должны только дойти до них через пустынные земли, разогнав несколько небольших деревень. Итак, господин кавалер, вы согласны?

Сын Готарда Кетлера неожиданно громко скрежетнул зубами и резко склонил голову.

— Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, — перекрестил его дерптский епископ. — Благословляю тебя на подвиг во имя Господа нашего Иисуса Христа.

Молодой крестоносец преклонил колено и почтительно поцеловал протянутую ему руку.

На третий день по прибытии барона Анри дю Тозона в возвышающейся неподалеку от Дерпта замок, здесь началась неимоверная суета. Облаченные в монашеские рясы молодые воины проверяли оружие и разбегались по башням и бойницам, послушники торопливо засыпали полы залов свежим сеном, во дворе жалобно визжали убиваемые поросята. Француз, успевший за последние десять лет объехать почти всю Европу, хорошо знал, чему предшествует такое поведение еще недавно сонных и ленивых слуг — в дом возвращается хозяин. Алхимик с видимым облегчением вздохнул, старательно смел в еле тлеющий камин мелкие деревянные опилки, насыпавшиеся с только что оструганной палочки, спрятал продолговатую деревяшку за пазуху, а короткий сапожный нож — в поясной карман.

Спустя пару минут в зал вбежал монах с далеко выпирающем над кушаком брюхом, высыпал охапку дров прямо в камин и, тяжело дыша, умчался прочь. Задавленный неимоверной тяжестью огонь испустил предсмертный вонючий дымок и окончательно угас. Французский дворянин мстительно улыбнулся: он предвкушал, как хозяин замка войдет в эту холодную залу, зябко поежится, повернется к очагу… А потом прикажет хорошенько выпороть всех бездельников за нерадение к своим обязанностям.

Дело в том, что все три дня пребывания в этих стенах, утром днем и вечером гостя кормили одним и тем же блюдом: гусиной печенью с молотым миндалем. Конечно, миндаль — орех вкусный и дорогой, вкус которого знаком далеко не каждому дворянину; конечно гусиная печенка питательна и вкусна… Но всему есть предел!

Разумеется, жаловаться на угощение, тем более столь дорогое, воспитанному гостю не пристало, но если злостных мучителей накажут хоть за что-то — барон почувствует себя отчасти отомщенным.

В этот миг, к разочарованию ученого, погибший было огонек сообразил, что помощи ждать неоткуда, и самостоятельно начал карабкаться к воздуху по смолистым бокам сосновых поленьев.

Снова вбежал монах, свалил очередную охапку дров рядом с камином, поправил разъехавшиеся по сторонам поленья и, с облегчением утерев лоб, неторопливо побрел к дверям. Он свои обязанности выполнить успел. Анри дю Тозон протянул к пламени открытые ладони и прищурился, впитывая живое огненное тепло.

— Неужели вы замерзли, дорогой барон?

Француз оглянулся на вошедшего в зал хозяина замка и невольно хмыкнул: попривыкший за время поездки к цивилизованной одежде, епископ был облачен в короткий, немногим ниже талии, плотно облегающий тело красный шерстяной пелис, подбитый коротким мехом нутрии, и испанские пуховые кальсесы, спускающиеся до самых сапог. В таком костюме зимой по улице прогуливаться можно, не то что в замке, стены которого кое-как спасают от промозглого ветра, беседы вести.