Ее андалузский друг - Александр Содерберг

Андерс, сидя на корточках возле дивана, с треском отмотал скотч от рулона. Ларс продолжал рассматривать фотографии. Смеющаяся София на веранде, в белом кресле — снимок недавний, сделан года два назад. Она закутана в плед, колени подтянуты к подбородку. Ее смех заражал, словно был обращен к нему. Ларс надолго задержался у этой фотографии. Перевел фотоаппарат в режим «макро», поднес объектив совсем близко, несколько раз нажал на спуск, пытаясь переснять фото на веранде.

Андерс обратился к Ларсу — указал пальцем на торшер возле дивана, потом на свое ухо. Затем вышел в кухню, что-то напевая себе под нос.

Ларс продолжал разглядывать гостиную. Хотелось бы ему, чтобы Сара обладала таким вкусом, таким чувством сочетаемости внешне несочетаемых вещей, а не тем богемным подходом, из-за которого все в конце концов оказывалось индийским, дешевым и каким-то неуклюжим.

На диване лежал свернутый плед. Ларс взял его в руки и потрогал. Плед оказался очень мягким на ощупь. Даже не успев подумать, что делает, он поднес его к лицу, понюхал.

— Так ты к тому же еще и фетишист?

Ларс обернулся. Андерс стоял посреди гостиной, уставившись на него. Ларс положил плед обратно на диван.

— Чего ты добиваешься? — спросил он, пытаясь смотреть на него сердитым взглядом.

Андерс хохотнул. Смех перешел в кривую ухмылку, выражающую явное пренебрежение.

— Похоже, у тебя совсем напряженка с мозгами, — пробормотал он.

Ларс посмотрел ему вслед, когда тот пошел вверх по скрипящей деревянной лестнице. Сам он спустился на одну ступеньку вниз и перешел из гостиной в кухню. Здесь тоже чисто и прибрано. Ларс отметил большую вазу с цветами на окне, высокую тумбу с грубой столешницей посреди кухни… и темно-зеленую дверь, ведущую в кладовку. Он и не подозревал, что существует темно-зеленая краска такого оттенка. Раньше ему просто не приходило в голову, что в кухне разрешено иметь такую красивую дверь. Человек, который мог так обставить кухню, многое понимал в жизни. Ларс почувствовал, как все его органы чувств активизировались, тысячи мыслей и ощущений пронеслись сквозь него. Оставалось еще так много всякого, о чем Ларс Винге понятия не имел. Теперь он это осознал, и ему захотелось узнать. Хорошо бы хозяйка дома рассказала ему об этом…

Он поднялся по лестнице, стараясь не скрипеть ступенями. Андерс сидел на корточках возле ночного столика в спальне Софии. Ларс прислонился к косяку.

— Мы уже можем идти? — шепотом спросил он.

— Ты всегда такой зануда?

Аск еще раз проверил свою работу, поднялся и прошел мимо, толкнув Ларса плечом, после чего удалился вниз по лестнице, слишком громко топая.

Ларс остался стоять в дверях, оглядывая спальню. Большая двуспальная кровать, застеленная покрывалом. На ночном столике, где Андерс только что установил микрофон, стояла красивая чугунная лампа. Ковровое покрытие на полу, светлые стены, несколько картин — в основном в темных рамках. Разнообразные мотивы — большая одинокая бабочка, женское лицо, нарисованное углем на листе светло-коричневой бумаги, одна картина без рамы — нагромождение мазков глубокого красного цвета, наводящее на мысль о том, чего нет. Затем — картина маслом, изображающая большое живое дерево. Все прекрасно сочеталось. Ларс силился понять, как это возможно.

В глубине спальни он заметил двойную дверь цвета слоновой кости. Войдя в комнату и ступив на мягкий ковер, подошел и медленно открыл одну из дверей. Внутри оказался большой встроенный шкаф — почти как целая комната. Ларс нащупал выключатель. Теплый свет залил помещение.

Блузки и платья, висящие на деревянных вешалках. Под одеждой виднелись ящики — новые, из дуба. Ларс открыл один — украшения и часы. Открыл тот, который под ним: аккуратно сложенные платки, шали и еще украшения. Он наклонился и заглянул в третий ящик — там хранились трусики и лифчики. Этот ящик Ларс было поспешно закрыл, но тут же снова открыл, чувствуя, что уже давно нарушил все этические нормы, так что теперь уже все равно, можно продолжать.

Запустив руку в ящик, Ларс потрогал белье. Оно было шелковое и такое мягкое — он не мог оторваться от него, почувствовав волну возбуждения. Ему захотелось взять с собой ее трусики — носить их в кармане, чтобы в любой момент можно было дотронуться до них. Звук, донесшийся с первого этажа, вернул его к реальности. Он закрыл ящик, вышел из гардеробной и из спальни.

За дверью Ларс сделал несколько глубоких вздохов и направился к комнате Альберта. Приоткрыл дверь, заглянул внутрь. Это была типичная комната мальчика, который еще сам не разобрался, ребенок он или уже взрослый. Картина с недетским сюжетом, черно-желтый вымпел на стене со слоганом «Мы везде». Электрогитара с тремя струнами, прислоненная к письменному столу, пустой мешок из-под сладостей на полу. Небрежно прибранная кровать — не застеленная, но одеяло, по крайней мере, лежало ровно. Под кроватью Ларс заметил старый телескоп без штатива. Наклонился, разглядел в глубине книги и черный футляр от гитары.

Он сделал несколько снимков, посмотрел на часы — несмотря ни на что, время пронеслось быстрее, чем можно было подумать. Покинув комнату, направился к лестнице, однако, проходя мимо комнаты Софии, поддался искушению — снова вошел в спальню, открыл шкаф, залез в третий ящик, схватил пару трусиков и засунул в карман. Задвинул ящик, закрыл шкаф и снова вышел в холл.

Андерс сидел за компьютером в комнате, выполнявшей роль кабинета.

— Время идет. — Ларс остановился в дверях.

— Заткнись, — буркнул Андерс, не отрываясь от экрана и продолжая стучать по клавишам.

— Андерс!

Тот посмотрел на него:

— Заткнись, я сказал! Пройдись еще раз по дому, делай что хочешь, только исчезни с глаз долой.

Он снова принялся стучать на клавиатуре. Ларс хотел еще что-то сказать, но засомневался и ушел.

Он сделал круг, оглядел пол в кухне, чтобы убедиться, что они ничего не забыли. Кажется, все в порядке. Пятясь, он направился к двери веранды, через которую они вошли. Дыхание было поверхностным, кровь стучала в висках, пот струился со лба. Из кабинета появился Андерс:

— Я только схожу в сортир, и валим отсюда.

— Нет, пожалуйста, нет! — тихо пробормотал Ларс.

Аск усмехнулся, видя нервозность Винге, взял с журнального столика газету и скрылся в туалете, никуда не торопясь и что-то насвистывая.

Ларс спрятался в холле возле кухни, где никто не мог бы разглядеть его снаружи. Стоя возле курток и пальто, висящих на вешалке, он глубоко вздохнул, прижался лбом к стене и закрыл глаза, пытаясь успокоиться. Дыхание по-прежнему оставалось неглубоким, воздух доходил лишь до полпути в легкие. Ларс попробовал дышать через нос, но и тут получалось то же самое — вдохнуть удавалось до половины. Он был натянут, как струна. Кровь стучала в ушах, в животе тянуло, руки заледенели, во рту пересохло. Снаружи раздались звуки — шаги по лестнице. Ларс обернулся и застыл на месте. Ни одна мышца в теле не желала шевелиться, давая импульс бежать. Он просто стоял неподвижно, перепуганный, как ребенок, не в состоянии что-либо сделать. Его охватила такая паника, что казалось, он вот-вот умрет на месте.