Кошка Белого Графа - Кира Калинина

Переступила, царапнув когтями по мерзлой коре, тряхнула головой — кисточки на ушах качнулись.

"Ладно, не горюй, придумаем что-нибудь. Ты ведьму-то эту хоть видела?"

Гудрун покачала головой.

— Я даже не знаю, где они остановились — Льеты.

"И узнать нельзя?"

— Можно, но… Страшно мне стало, — призналась Гудрун. — Карин там что-то видела или слышала. Иначе — зачем, не забавы же ради? Я у нее не спросила, не до того было, и она не вспомнила. А потом, когда кавалер с дочкой явились… Я и так на риск пошла. Платье мы, говорю, упаковали, но заказчику пока не отправили. Если вы предложите нам нечто более ценное, чем шесть тысяч марок, оно может стать вашим… А он не по-благородному так: "Ты чего, швейка, очумела?!" Я после этого уже и дух перевела. Точно не они, думаю. Но тут он в сердцах тростью по ладони себе — шлеп, шлеп! Насадка на трости серебряная — голова, вроде собачьей. Смотрю, а там вместо ушей — крылышки…

Рысь насторожила уши.

"Летучий шакал?"

— Таких совпадений не бывает! Я и прикусила язык. Как вам угодно, кавалер, примите извинения, не смеем задерживать… А про себя молюсь: только бы не догадались, что это наша Карин была, только бы уехали поскорей вместе со всеми своими тайнами… — Гудрун судорожно глотнула острого ледяного воздуха, смахнула с ресниц капельки влаги. — Она нашла, где укрыться, я уверена! Она каждый закоулок в Свеянске знает! Посидит, успокоится и вернется. Я тогда к ули ее сведу или к магам…

"От магов толку не будет. Для них оборотни — твари чуждые, а Небыль — страна незнаемая. Чтобы Небыль понимать, чутье нужно. Или сила — такая, что кровью добывается. Или воля Двуликого. Прочие боги тут не помощники".

Гудрун подняла голову и посмотрела в огненные глаза рыси:

— А Дакх?

Тетка издала звук, средний между шипением и тявканьем.

"Этот может только отрезать твою дочь от Небыли. Если она человек, останется человеком. Если кошка — так кошкой и будет. Приведешь потом ко мне, научу ее, как зверем жить… Да не реви ты!"

Из глаз Гудрун бежали слезы. Горячие, живые, они вмиг остывали, обжигая щеки холодом.

"Иди в Альготу, в Храм Всех Богов, к Двуликому. Нас ведь тоже когда-то двуликими звали, да служители божьи сказали: кощунство это, ересь. Еще одно, из-за чего на нас когда-то ополчились… Сам Двуликий в дела людей не мешается. Ули делают это от его имени. Служение богам дает власть. И деньги. Так что кошель потолще набей. Ули Двуликого — самые жадные. Или обратись к дазским шаманам, только настоящим, а не к балаганным шельмам! Но держи ухо востро. У дазов, в отличие от наших гобров, нет богов, одни духи. А духом после смерти может стать каждый. Иной — и при жизни. Вот они, духи, в Небыль ходят, как к себе домой".

— Откуда ты все это знаешь?

"Долго на свете живу, — губы рыси изогнулись в улыбке, приподняв мохнатые щеки, усы встали веером. — Думаешь, я всю жизнь на пеньке просидела? Нет, племяшка.

Было время, тетка Фрейя по свету гуляла. До Южной Вайхи добиралась. Я и сейчас безлунной ночью прихожу иной раз на тебя поглядеть и на девчонок твоих. Ты-то им, небось, про родню неудобную не говорила?"

На дворе стало совсем темно. Гудрун подобрала медвежью полость и завернулась в нее с головой. Но шкура успела выстыть, и Гудрун тоже прокоченела насквозь. Ей казалось, каждая косточка в ней каменеет и трескается от мороза.

Рысь поглядела на племянницу с жалостью.

"Иди уже, грейся. А девочку я для тебя поищу. По-своему…"

В глубине души я боялась, что спасение мне пригрезилось. Наверно, поэтому и сны видела тревожные. В них были торжественные залы и мрачные своды, гулкие шаги, ружья и сабли. Безжалостный голос читал приговор, и силы, способные разрушить мир, рвались на волю.

Но открыв глаза, я обнаружила себя в роскошной карете. Лучезар на крюке освещал стены, обитые темно-синим жаккардом. Казалось, ткань подернута легкой изморозью, свитой в затейливые узоры.

Такое отменно смотрелось бы на красном — в самый раз для зимней свадьбы! Вернусь, расскажу маме…

Настроение вмиг упало, и сразу стало слышно, как подвывают за стенками кареты духи зимы.

— Как спалось?

Хозяин кареты по-прежнему сидел напротив. На вид не старше тридцати. Сюртук из хорошей шерсти цвета хвои, ворот сорочки так и остался расстегнутым. Волосы рыжие, или скорее медно-каштановые, подстрижены по моде столичной знати. Палевые крапинки на носу обещали к лету расцвести россыпью полноценных веснушек.

Среди тех, в ком сильна вайнская кровь, много рыжих. Но лицо у незнакомца было не вайнское — и глаза не голубые и не серые, а опалово-карие, будто у филина или кота. Может, и светятся в темноте?

Помню, учитель истории говорил, что среди ригов издавна встречались такие, как этот господин — темно-рыжие, горбоносые и желтоглазые. Остатки древних племен, населявших полуостров. Вероятно, из тех самых народов моря и солнца.

Но самое примечательное я заметила, когда рыжий господин наклонился извлечь из-под сиденья лаковый короб, обитый планками с магическим орнаментом.

Седая прядь в волосах — будто над левым виском белилами мазнули.

— Есть хочешь?

Длинные пальцы откинули крышку короба, карета наполнилась ароматами колбас и мяса.

— Вижу, что хочешь!

Я и сама не поняла, как, забыв о манерах, успела соскочить с шубы и сунуть нос внутрь. Это же волшебный сундучок фирмы "Кельскап", да? В "Вестях со всего света" писали, что он способен месяцами предохранять от порчи самые капризные продукты. Даже у нашего бургомистра такого нет!

Рыжий достал складной столик и быстро заставил его разносолами. Хотел подать мне на пол миску с жареной утиной ножкой, но я быстренько вспрыгнула обратно на сиденье. Встала на краешке, с надеждой глядя на своего спасителя.

— Желаешь обедать, как воспитанный человек? — он подвинул столик к моему дивану.

Ножка была сочная, с хрусткой румяной корочкой — коготки оближешь. Была, и пропала. Кость от нее отправилась в отделение для отходов, а перед мной лег кусочек отварной стерляди. Век не ела ничего вкуснее!

— Молодец, хорошая девочка, — похвалил мой аппетит рыжий господин. — Хотя какая ты девочка? Ты же явно парень, вон какой здоровяк!

Оборотни всегда крупнее обычных зверей. Но за мужчину в кошачьей шубе меня еще никто не принимал.

Протест сам сорвался с губ, хоть я и знала, что выйдет обычное "мяу". То есть необычное. Свое несогласие я высказала хриплым басом — сказалась вынужденная прогулка по морозу, — отчего рыжий только укрепился в своих выводах.

— Под хвост заглядывать не буду, поверю на слово… По голосу слышно, что ты самый настоящий кот-производитель из Йагунского Приюта Зимы. Как же ты оказался один в чистом поле? Удрал от хозяев, дурачок? Скажи спасибо, что на тебе печать богини, иначе я бы мимо проехал.