Наследники погибших династий - Ирина Зволинская

Мужчина в ответ кивнул и, бросив на меня внимательный взгляд, ушел. Я испуганно ждала своей участи. Министр швырнул в кусты дымящуюся папиросу, она зашипела и погасла, упав в снег.

– Вы похорошели с нашей последней встречи.

– А мы разве виделись?

Я молчала, ждала, что он скажет. Сын хозяйки подошел ближе, свет осветил его лицо, и я узнала полицейского, который оформлял мне документы.

– Добрый вечер, – искренне улыбнулась я. – Вы тоже Анатоль? – имя было распространенным, поэтому ничего странного в моем вопросе не было, – приехали с новым министром? Наверное, вы теперь в его охране, – догадалась я. – Рада за вас, это, верно, интересней, чем оформлять потерянные документы, – сделала ему комплимент.

Мужчина громко расхохотался, и было в этом что-то неправильное. Рядовой офицер не может так смеяться, слишком уверенно и властно.

– А что я могла подумать? То, что глава полиции может в перерывах между совещаниями фотографировать провинциальных абитуриенток, мне в голову не пришло, – обиженно отозвалась я.

– Вы правы, но я тогда не смог удержаться. Обычно при виде меня люди с извинениями выбегают из кабинета, а вы ошиблись дверью и ничуть не испугались. Даже то, что утерянные документы восстанавливаются минимум полгода, ведь их не выписывает лично начальник полиции, вас не смутило.

– Я этого не знала. До этого ни разу ничего не теряла.

– Я так и понял, кинулся запереть кабинет и догнать, но не успел. Вас уже не было.

– Не уходите от вопроса, зачем вы искали меня? – Я решила выяснить все до конца.

– Я хотел еще раз увидеть вас, – звучало глупо и не слишком правдоподобно, но спрашивать дальше расхотелось.

– М-м-м, вот она я. – А что ответить?

– Это действительно вы, хоть при первой встрече мне показалось, что ваши глаза зеленые, а сейчас я вижу глубокий фиалковый цвет. Пройдемте в дом, Ника, – он растянул имя, словно хотел почувствовать его на вкус, – нас уже заждались.

Весь вечер мсье Франс не сводил с меня глаз, это заметила и его невеста, стройная брюнетка лет тридцати. С того момента, как мы с министром зашли в дом, она ни разу не улыбнулась, так и сидела – со скорбным видом, будто на похоронах. Мсье Жак зачем-то растопил камин, стало невыносимо жарко, все разделись, и только я, памятуя о провокационной блузке, сидела в жакете. Нужно было выйти и переодеться, вот только, когда я вышла из-за стола и попыталась скрыться в своей комнате, несказанно учтивый сын именинницы пошел за мной:

– Куда же вы?

– Хочу убрать жакет в шкаф. В гостиной жарко.

– Позвольте поухаживать за вами, – он подошел сзади и провел ладонями по моим рукам, от плеч до сжавшихся кулачков. – Почему вы так напряжены? – Щекочущий шепот коснулся уха.

Я отшатнулась, оставив в его руках несчастную деталь гардероба.

– Вам показалось. – Вышитые цветы на блузке, или то, что было под ними, вызвали у министра бурю эмоций, глаза его потемнели, а дыхание стало чаще. Демоны! Оливье! Зачем я только тебя послушала?!

– Мадмуазель, лучше будет, если вы переоденетесь, – хрипло сказал мужчина.

Я пискнула что-то и скрылась за дверью. Плотно закрыла ее и побежала к шкафу, надеть самое закрытое платье из всех имеющихся. Желтое летнее, самое первое – и потому не слишком удачное творение друга, с высоким воротом и пышными рукавами, подходило для выхода как нельзя лучше. В нем я была похожа скорее на школьницу-переростка, чем на симпатичную девушку.

Когда успокоилась и вышла из комнаты, гости уже начали расходиться, мсье Жак был отправлен мадам провожать всех ее многочисленных подруг, остались только Анатоль с невестой. Мадмуазель Жюстин при виде меня в нелепом наряде оживилась и даже попыталась понравиться мадам. А в глазах ее жениха было сумасшедшее, дикое желание, и испытывал он это чувство не к ней. К сожалению, или к счастью, я уже знала, как меняется лицо мужчины при взгляде на интересующую в определенном плане женщину. Все это снова напомнило поезд, и мне стало действительно страшно.

Нет ничего хуже беспомощности, когда тебе нечего противопоставить грубой силе, когда от злости на собственную слабость хочется выть. Я шепнула мадам, что плохо себя чувствую, и ушла к себе, пока ее сын ненадолго вышел. Закрыла дверь на засов и тихо заплакала.

От такого мужчины даже ирбис не спасет, министр не ходит без охраны.

Началась зимняя сессия. Первый экзамен я сдала на «отлично», это была экономическая теория. Я уже встала из-за стола и шла отвечать, на ходу пытаясь вспомнить, как называется единственный покупатель. Элиас, проходя мимо и кинув взгляд на листок, который я держала в руках, наклонился и шепнул: «Монопсония». При этом он слегка задел губами мою шею, что не скрылось от внимательного взгляда Агаты. Она сглотнула и отвернулась.

Сдавали мы, как и учились, с экономистами, я подсказала девчонкам, что сидели рядом, несколько ответов, и теперь они здоровались со мной, а через некоторое время и все остальные последовали их примеру. Даже рыжая красотка, которая сыпала оскорблениями в раздевалке, делала вид, что ничего не было. Только я ничего не забыла – я вообще стала очень злопамятной – и ей принципиально не подсказывала.

Оставался всего один экзамен перед небольшими каникулами, мы уже были «стреляные воробьи» и не так боялись, ожидая профессора у двери. Элиас вторую неделю был задумчивый и молчаливый, а Агата ходила за ним, как комнатная собачка. Жалкое зрелище.

Адамарский сдавал только «Дипломатический корпус», почти все зашли, остались только мы с Белами. Обычно я шла первой, но сейчас почему-то зазевалась.

– Ника, в чем ты была на карнавале? – Неожиданный вопрос насторожил меня. Неужели он видел нападение?

– Я была русалкой, в темно-синем платье и маленькой жемчужной шляпке. Нас еще напечатали в «Вестях», мы с другом выиграли конкурс, а почему ты спрашиваешь? – Мы давно были на «ты», что придавало еще больше странности нашим отношениям.

– То есть это не ты была святой Амелией?

– Нет же, я была ундиной. Элиас, ты что, всю ночь протанцевал с девушкой и так и не понял, что это не я? – Он не ответил, вызвали следующего, и Белами ушел.

– Какой-то бред, – сказала я пустому коридору.

Экзамены закончились. В двух моих зачетных книжках красовались одни пятерки. Пришлось нелегко, ведь у меня была двойная нагрузка. Пару раз я чудом успевала поймать в дверях уходящих профессоров факультета химии. Один из преподавателей, мсье Тома, оказался особенно вредным, «отлично» пришлось выдирать буквально зубами. «Химическая кинетика» была последним в этом семестре экзаменом по химии, и я уже из принципа собиралась закрыть его пятеркой.

Вся наша аптека, а также дом мадам Мари были завалены цветами. Пурпурные розы, символ страстной любви, ежедневно в огромных количествах доставляли посыльные. Эти две недели мне удавалось отнекиваться от предложений министра Франс составить ему компанию за ужином или на очередном званом вечере. Приемов в столице все еще не устраивали, но буквально на днях должен был закончиться полугодовой траур по покойному премьеру, и светская жизнь снова станет насыщенной – многочисленными балами, приемами и спектаклями. Весь наш корпус должен был присутствовать на первом в этом сезоне балу. Премьер-министр уехал с визитом в Такессию, и профессор Дюпон проговорился, что скоро наши отношения возобновятся. Он ненадолго оставит нас – отправится вместе с ректором в северное королевство на две недели в составе дипломатической миссии. Это была действительно хорошая новость потому, что в герцогствах начались волнения – поползли странные, пугающие слухи, что бывший премьер-министр скончался не от сердечного приступа, а был застрелен такессийцами. Закрытые границы не способствовали положительному имиджу соседней страны, а Адамар затаился, ничем пока не ответив на отказ сотрудничать.