Гиллеспи и я - Джейн Харрис
Шрифт:
Интервал:
Разумеется, Энни иногда приходилось принимать посетителей в гостиной, а порой — откладывать кисть и подавать напитки, если горничная, как водится, куда-то исчезала. Вернувшись, Кристина клялась, что «всего лишь бегала за продуктами». Правда, по манере девушки держаться было ясно, что ей не свойственно «бегать». Напротив, она постоянно слонялась без дела, болтая с приятельницами на улице, а еще я не раз видела ее — хоть и не выдала Энни — на пороге дешевого трактира на Сент-Джордж-роуд. Полагаю, Энни побаивалась Кристину и потому не делала ей замечаний и не увольняла.
Неудивительно, что при такой нерадивой горничной и большой, требующей внимания семье работа над портретом шла крайне медленно. В первые несколько недель Энни сделала лишь несколько эскизов со мной в разных позах, пока не выбрала наиболее удачную. Только тогда она постепенно перешла к холсту и краскам. К счастью, мы часто делали перерывы, да и позу поддерживать было нетрудно: я сидела, опершись локтями на подлокотники кресла и сложив руки на коленях. Энни располагалась так, чтобы писать портрет с поворотом в три четверти. Она просила меня не улыбаться и по возможности ни о чем не думать. Конечно, у меня всегда — и по сей день! — был живой ум. Но я изо всех сил старалась, чтобы мои мысли не отражались на лице, и, пожалуй, вполне преуспела. Энни охотно показывала свою работу, и я находила очень увлекательным наблюдать рождение портрета: от набросков угольком и размытых пятен краски до узнаваемого силуэта, возникающего из теней.
Хотя Энни никогда бы не призналась в этом, я уверена, что она мечтала стать хорошим художником. Она расстраивалась, если пропускала урок рисования из-за домашних нужд, и, полагаю, ходила бы на занятия гораздо чаще, не будь она так загружена бытом. Я всегда была на стороне женщин, которые стремятся чего-то достичь, и всей душой сочувствовала амбициям Энни как художника. Тем не менее не постесняюсь заметить, что она бывала резка со мной, не говоря уж о вечно хмуром лице и манере наотмашь бить кистью по холсту. Одно время я ломала голову в поисках причины ее холодности: может, я была слишком трудным объектом для изображения? Но в конце концов я пришла к выводу, что Энни предпочитала работать молча, оставила попытки ее разговорить и довольствовалась наблюдением за домочадцами.
На первый взгляд семья Гиллеспи казалась вполне благополучной. Однако, присмотревшись внимательнее, я поняла, что далеко не все в семействе было гладко — особенно это касалось Сибил.
* * *
Едва ли неожиданно, что главными возмутителями спокойствия в семье были дети. Если после обеда Элспет или Мейбл не приходили на помощь и не забирали девочек, присматривать за ними во время сеансов позирования приходилось нам с Энни. Думаю, Энни с радостью бы отправляла дочерей гулять, как поступали родители всех ребятишек в округе, да и ее собственные. Порой у нее все же иссякало терпение, и она выгоняла девочек на улицу. Стыдно признаться — особенно после дальнейших трагических событий, — но я всегда была ей за это благодарна. Зато Неду не нравилось, когда девочки оставались без присмотра. Он предпочитал, чтобы любая прогулка — в палисадник или в любимый скверик за углом на Квинс-Кресент, где я жила, — проходила в сопровождении матери или другого взрослого. Энни не всегда могла отложить домашнюю работу ради возни с детьми, и желание ее мужа исполнялось редко.
Вдобавок девочки отличались неуемным любопытством и вечно крутились под ногами, боясь пропустить что-нибудь интересное. Энни обычно уговаривала их поиграть в другой комнате или просила Кристину приглядеть за ними, но это не помогало. Рано или поздно Сибил бочком протискивалась в дверь гостиной, и, не скрою, стоило ей вскочить на табурет у пианино, у меня сразу портилось настроение. Минуту-другую она делала вид, что задумчиво бренчит по клавишам, однако это была лишь разминка перед длительным сеансом самолюбования. Увы, в надежде поразить американского пастора Элспет постоянно отыскивала новые спиричуэлсы, и во время позирования, прикованная к креслу в нескольких футах от пианино, я поневоле слушала бесконечные гимны и прочие песнопения, например «Вот бы стать ангелом» и «Где же теперь пророк Даниил?». Даже не знаю, что внушало мне больший ужас: мрачные взгляды, которые Сибил бросала через плечо в мою сторону, или необходимость на все лады расхваливать ее музыкальный талант.
Иногда Роуз топала в гостиную вслед за сестрой, и — поскольку, находясь в одной комнате, девочки не могли не сцепиться — вскоре между ними начиналась склока. Хотя Сибил была старшей, зачинщицей обычно выступала именно она. Постепенно я поняла, что Роуз была милым и покладистым ребенком. К сожалению, солнечный характер сестренки провоцировал Сибил на новые выходки.
Старшая дочь Гиллеспи всегда была трудным ребенком, но со временем стала неуправляемой. Первые тревожные признаки появились уже в мае — например, история с разбитым вазоном. Затем Энни как-то забыла положить на место свою соломенную шляпу и наутро обнаружила ее в ведерке для угля, изорванной в клочья. Спустя несколько дней под диваном в гостиной нашли осколки игрушечного чайного сервиза Роуз. Еще через неделю, когда забился туалет, оказалось, что сливное отверстие заткнуто передником Энни.
Бедные родители, которым достался такой строптивый ребенок! Что характерно, бесчинства Сибил были направлены исключительно против женщин, и — хотя Роуз и Кристине тоже доставалось — основной удар приходился на Энни. Возможно, причина крылась в некоем женском подобии Эдипова комплекса. Без сомнения, Сибил завидовала отношениям матери с ее обожаемым папой: мама спала в его постели, исполняла все женские обязанности, приносила ему тапочки, общалась с ним с утра до вечера — неудивительно, что девочка сходила с ума от ревности.
* * *
В июле, когда школа Сибил закрылась на лето, а ее преподаватели, сестры Уокиншоу, уехали в ежегодное путешествие во Флоренцию, проблемы усугубились. Сидя дома с утра до вечера, девочка принялась пакостить с новой силой. Не прошло и недели, как на стенах квартиры стали появляться грубо нацарапанные рисунки. Однажды утром Энни обнаружила в ботиночках Роуз горсть булавок из коробки для шитья: к счастью, малышка еще не умела обуваться сама, иначе она бы непременно поранилась.
На следующий день, явившись с очередным визитом к сыну, Элспет заметила на улице несколько закрытых тюбиков краски. Рассудив, что они принадлежат Неду, она собрала тюбики и взяла с собой. По ее словам, краски были рассыпаны на тротуаре у дома, как будто кто-то в припадке ярости вышвырнул их в окно гостиной. Я как раз присутствовала, когда Энни посадила Сибил на табурет у пианино, требуя объяснений. В ответ на обвинения девочка только сузила глаза. Не скрою, от ее жуткой гримасы мне стало не по себе. Сибил втянула голову в плечи, сжала челюсти и посмотрела на бедную мать с такой злобой, что я не на шутку рассердилась.
— Прошу тебя, милая, скажи правду, — умоляла Энни. — Расскажи мне все без утайки. Ты выбросила краски из окна?
Сибил отпиралась изо всех сил, краснея от злости, и бросилась на пол с душераздирающим воплем.
Спустя несколько дней настенные рисунки начали меняться. Поначалу это были обычные детские каракули, однако со временем они становились все более зловещими. Мелки могла взять любая из девочек, однако все указывало на Сибил — ведь она была главной проказницей в доме, да и Роуз еще толком не умела рисовать. Помнится, однажды Энни пошла за чем-то в кухню и вдруг громко ахнула. Вернувшись в гостиную, она призналась, что увидела на стене нечто ужасное. Должно быть, она немедленно все стерла: через минуту я относила чашки в раковину и заметила только влажное пятно на штукатурке. Оставалось только гадать, что там было.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!