Путь Пилигрима - Гордон Диксон

– Лаа Эхон, шестого ранга, командующий миланского гарнизона, получил ваше послание, наинепогрешимейший господин, и передает свои изъявления вежливости Первому Капитану,- сказал Шейн.- Но никакой депеши со мной не переслал.

– Неужели, маленький зверушка-Шейн? - переспросил Лит Ахн. Шейн услышал свое невнятно произнесенное имя в том ласково-уменьшительном варианте, какой позволял язык чужаков; но слова, очевидно, предназначались для ушей самого Лит Ахна, а не для человеческих.

Сердце Шейна радостно забилось. Лит Ахн явно находился в теплом и доверительном настроении, насколько это было возможно для алаага - и более того, никогда Шейн не видел, чтобы другой пришелец позволял себе такое. Тем не менее в этом чужаке чувствовались тревога и озабоченность какой-то проблемой, что Шейн отметил про себя сразу, как вошел в комнату; и он продолжал исподтишка всматриваться в ширококостное лицо напротив. Больше, чем когда бы то ни было, ощущался в хозяине его возраст, хотя лицо было почти без морщин и непохоже было, что годы сделали волосы Главнокомандующего Земли более белыми, чем у любого взрослого алаага. При рождении волосы у алаагов были желтоватыми, становясь снежно-белыми ко времени полового созревания, наступающем у пришельцев в возрасте от восемнадцати до двадцати пяти земных лет.

Ничего не было необычного в выражении сероватых глаз на бледном лице алаага, кожа которого никогда не покрывалась загаром. Крупный, выступающий костяк в сочетании с бледностью создавал ощущение, что лицо вырезано из мягкого серо-белого камня. И все же почему-то сейчас у Шейна создалось впечатление, что Первый Капитан не только утомлен, но глубоко подавлен.

Пока Шейн смотрел, массивная фигура медленно поднялась на ноги, обошла стол вокруг и уселась на один из вытянутых параллелепипедов, выполняющих функцию кушеток. Изменение положения было сигналом к тому, что встреча отныне становится неформальной. Лит Ахн был в белом комбинезоне и черных высоких ботинках, как любой пришелец при исполнении обязанностей.

Шейн повернулся лицом к хозяину и через мгновение увидел глаза, глядящие скорее сквозь него, чем сфокусированные на нем.

– Подойди сюда, Шейн-зверь,- позвал Лит Ахн. Шейн двинулся вперед и остановился на расстоянии одного шага от сидевшего чужака. Лит Ахн долго рассматривал его. Их головы были на одном уровне. Потом, вытянув руку, он осторожно поднес огромную ладонь к голове Шейна.

Шейн как раз вовремя приказал себе не напрягаться. Физических контактов почти не существовало среди самих пришельцев, и они были исключены между алаагами и людьми; но за последние два года Шейн узнал, что Лит Ахн позволяет себе вольности, обычно недопустимые для младших по званию. Большая ладонь, способная легко сокрушить кости черепа Шейна, на мгновение легко коснулась его головы и потом отодвинулась.

– Зверушка-Шейн,- сказал Лит Ахн, и, если только это не была игра воображения, Шейну показалось, что он различил в голосе алаага ту же усталость, что и в его лице,- ты доволен?

В языке алаагов не существовало слова «счастливый». «Довольный» или «крайне заинтересованный» были ближайшими его эквивалентами. Шейн вдруг испугался, что в вопросе заключена неведомая ловушка, и после секундного раздумья собирался сказать Лит Ахну, что он доволен. Но алааги могли принять только правду, а Первый Капитан всегда предоставлял своим переводчикам-людям свободу выражать свое мнение, чего не разрешал ни один другой алааг.

– Нет, непогрешимый господин,- ответил Шейн,- Я был бы доволен, только если этот мир стал бы таким, каким был до прихода к нам безупречной расы.

Лит Ахн не стал вздыхать. Но Шейн, привыкнув к Первому Капитану и изучив его так, как только дети, животные и рабы всегда изучают тех, кто держит в своих руках их жизнь и свободу, чувствовал, что тот вздохнул бы, будь он физиологически и психологически способен на это.

– Да,- сказал Первый Капитан, снова с отсутствующим видом глядя сквозь него,- ваша раса - несчастный скот, это верно.

К Шейну возвратился страх, пронизавший его до костей. Он говорил себе, что Лит Ахн, без сомнения, не мог бы так скоро узнать о его незаконных действиях в Милане, однако только что произнесенные командующим слова слишком отвечали его чувству вины, чтобы не заставить внутренне сжаться.

На мгновение он задумался о том, можно ли заставить Лит Ахна объяснить причину, вызвавшую такое замечание. Обычно человек не заговаривал, если ему не приказывали. Но Первый Капитан всегда давал Шейну и другим переводчикам необычную свободу в этом отношении. Однако Шейн остановился на этой мысли по двум причинам. Первая - его нерешительность по поводу возможной формулировки такого вопроса без нанесения оскорбления, и вторая - опасение, что если Лит Ахн действительно подозревает его в каком-то нарушении надлежащего поведения, то любой подобный вопрос только подтвердит подозрение.

Поэтому он стоял молча и просто ждал с беспомощностью полностью зависимого человека. Либо Лит Ахн продолжит разговор, либо прогонит его - ни того ни другого Шейн был не в состоянии избежать.

– Ты считаешь, твои друзья-звери стали другими в наше время, Шейн-зверь? - спросил Лит Ахн.

Сердце Шейна подпрыгнуло в груди. Помимо воли вспомнилась ему большая, сумрачная комната многоквартирного дома в Милане, куда его привели похитители.

– Нет, наинепогрешимейший господин,- ответил он, ощутив собственную ложь как огромную тяжесть в груди.

Последовала еще одна пауза, которую можно было принять за вздох Лит Ахна.

– Нет,- промолвил командующий пришельцев,- быть может… быть может, если и есть такие, вряд ли они доверились бы тебе или тебе подобным. Твои собратья-звери не любят тех, кто работает на нас,- так ведь, маленький зверушка-Шейн?

– Да,- правдиво ответил Шейн с горечью. Именно это обстоятельство заставляло его надевать плащ и брать с собой посох пилигрима для путешествий по земному шару с поручениями Лит Ахна - и это хорошо знал сам Лит Ахн. Первый Капитан был сегодня в странном расположении духа, озабоченный какой-то проблемой, все еще непонятной Шейну, но явно не относящейся к нему самому. Шейну вдруг пришло в голову, что сейчас может представиться возможность замести следы в менее важном деле из двух, когда он солгал Лаа Эхону в ответ на вопрос этого пришельца о том, какую цену мог бы запросить за него Лит Ахн.

– Если позволит наинепогрешимейший господин,- промолвил Шейн,- стоящему перед вами зверю был задан вопрос господином по имени Лаа Эхон. Вопрос был такой: какую цену мог бы запросить за меня мой хозяин?

– И что же? - откликнулся Лит Ахн, мысли которого явно были по-прежнему заняты своими проблемами, на что сразу обратил внимание Шейн. Ответ Первого Капитана фактически и оказался не ответом, а лишь подтверждением того, что он услыхал сказанное Шейном. Для Шейна это был проблеск надежды.

– Я ответил,- сказал Шейн,- что, насколько мне известно, наинепогрешимейший господин оценивает всех своих переводчиков-зверей в половину земельных владений…- Шейн пытался совладать со своим голосом, но на какую-то долю секунды у него перехватило дыхание…- плюс благосклонность моего господина.