Заложник - Давид Кон

в карман брюк. Не стоит оставлять его здесь. Не хватало, чтобы охранники нашли и передали Тайсиру листок с ивритскими буквами. Заложник молча наблюдал за нервными движениями Юсуфа.

— Что касается второго потока, — начал заложник и поднял глаза на Юсуфа. Тот поймал его взгляд и кивнул. Пора сменить тему разговора и выбраться из этого замкнутого круга неожиданных откровений.

— Так что у нас со вторым потоком? — спросил он и удивился тому, как хрипло и незнакомо прозвучал его голос. — Ишмаэль исказил истину, которую пытался преподать ему отец Ибрагим, потому что был своенравен и упрям. А чьи наставления исказил Иисус из Вифлеема?

— Ничьи. — Заложник пожал плечами. — Иисус никогда не утверждал, что он — бог. Он называл себя сыном божьим. Но так назвать себя может любой человек. Мы все — дети Творца. И вы, и я.

Заложник поднял глаза на Юсуфа, словно ожидая возражений, но тот не произнес ни звука. Заложник продолжил:

— Иисус никогда не противоречил Творцу и не сомневался ни в одном слове этой книги. — Заложник провел рукой по бордовой обложке. — Он был иудеем, фанатично верящим в Творца. Он учился в религиозной школе, говорил о своей верности Всевышнему и не собирался создавать новую религию.

— Вы уверены? — перебил Юсуф, поймал удивленный взгляд заложника и объяснил свой вопрос: — Вы уверены, что он был иудеем? На этот счет есть разные мнения.

На лице заложника появилось выражение упрямства, во взгляде мелькнул вызов.

— Нет никаких мнений, — сказал он. — Иисус заходил в Иерусалимский храм. И не только заходил, но и активно там действовал. Пытался проповедовать, изгонял менял. В те времена только иудеи могли заходить в Храм. Человек любой другой веры мог быть казнен только за то, что переступил порог. Так что не сомневайтесь… И кроме того… — Заложник опять выдержал короткую паузу, — …христиане ведут свое летосчисление от Рождества Иисуса. Полагаю, вам это известно?

Юсуф нетерпеливо кивнул. За кого его принимает этот человек? За полного невежду?

— Иисус родился, согласно сегодняшним календарям, 25 декабря. Но первым днем летосчисления считается 1 января. Можете ли объяснить, почему?

Юсуф замялся. Он никогда не думал об этом, хотя заложник прав и вопрос лежит на поверхности. Заложник поднял кисти рук над столом, насколько позволила цепь, и растопырил пальцы.

— Давайте посчитаем, — предложил он и сам начал счет: — Двадцать пятое — первый день, двадцать шестое — второй. — Заложник загибал пальцы и старательно выговаривал цифры. — Двадцать седьмое — третий, двадцать восьмое — четвертый, двадцать девятое — пятый, тридцатое — шестой, тридцать первое — седьмой. — Он поднял голову и голосом судьи, оглашающего приговор, закончил: — Первое — восьмой. Первое января — это восьмой день от рождения Иисуса. А что делают с еврейским мальчиком на восьмой день?

«Отвратительная манера постоянно задавать вопросы, — подумал Юсуф. — Что за экзамен? Почему он считает, что я должен ему отвечать?» Но заложник не ждал ответа.

— На восьмой день еврейским мальчикам делают обрезание. Только после этого мальчик считается вступившим в союз с Творцом, а значит, родившимся по-настоящему. Так что 1 января весь мир празднует именно это событие — вступление Иисуса в союз с Творцом.

«Неужели?» — мелькнуло в голове. Он хотел возразить, но не нашел как. Каким-то глубинным, труднообъяснимым чувством он понимал, что заложник прав. Но принять эту правоту с чистой душой и открытым сердцем не мог. Слишком много было в его прошлом убеждений и преподанных истин, слишком многое удерживало его от того, чтобы раскрыть душу и отдаться этому разговору полностью, воспринимать каждое слово свободно и без возражений. Он злился на себя. Собственные доводы казались ему надуманными и нелепыми, но не приводить их он не мог.

— Согласно иудейским источникам, Иисус был одним из лучших учеников знаменитой иерусалимской иешивы[10] раввина Прахия, большим знатоком этой книги. — Заложник провел ладонью по обложке. — Тем не менее Синедрион[11] согласился с его казнью и даже отказал Понтию Пилату в просьбе освободить Иисуса в честь праздника Пасхи. Представьте себе, доктор, насколько серьезными должны быть прегрешения Иисуса, чтобы иудейский суд настоял на казни одного из лучших учеников знаменитой иешивы.

Юсуф сделал неопределенное движение головой, которое можно было расценить и как согласие, и как возражение.

— А в чем были эти прегрешения? Что такого сделал Иисус, что так не понравилось мудрецам Синедриона?

Юсуф с удивлением поднял глаза на заложника. От зоркого врачебного взгляда не укрылись ни расширившиеся зрачки, ни подрагивающие пальцы рук, ни нервные движения губ. «Он не в себе», — подумал Юсуф и невольно улыбнулся. Хорош врач, который вместо того чтобы вывести пациента из состояния шока, вводит его в еще более нервное состояние.

— Вы задаете эти вопросы мне? — спросил Юсуф мягким вкрадчивым тоном, вглядываясь в сумасшедшинку, мелькающую в глазах заложника. — У меня нет на них ответов.

Заложник словно очнулся от забытья. Он тряхнул головой, его взгляд приобрел осмысленность. Он взглянул на Юсуфа и понял, что перед ним сидит человек, для которого Иисус является таким же чужим, как и лежащая между ними книга. Заложник смутился, нахмурился и попытался улыбкой разрядить обстановку.

— Это вопрос, конечно, риторический. Простите, доктор. — Заложник помедлил и заговорил с прежним напором и верой. — Но, поверьте, мне ни один апологет христианства не даст на него ответ. Все утверждения, будто Иисус пострадал за свое желание примирить людей, заставить их относиться друг к другу с любовью и состраданием — полная чепуха. Ведь и эта книга, — заложник коснулся пальцами обложки и отдернул руку, точно коснулся чего-то горячего, — говорит о том же. «Возлюби ближнего, как самого себя», «Делай другому то, что ты бы хотел, чтобы делали тебе». Это все отсюда. Только за эти стремления Синедрион не стал бы убивать лучшего ученика иешивы. Их было не так много в то время.

Заложник склонился к столу, точно намеревался раскрыть Юсуфу какую-то тайну, которую не должны были слышать охранники за дверью. Юсуф невольно тоже склонился к столу.

— Я думаю, Иисус проповедовал именно такую трактовку книги, о которой мы говорим сейчас. Наверное, он не называл энергии энергиями, он называл их как-то иначе, но суть от этого не меняется.

Юсуфа позабавила та таинственность, с которой заложник произнес эти слова, но он решил принять игру, тоже навалился грудью на стол и зашептал:

— А чем такая трактовка этой книги была опасна для ваших правителей и священников?

Заложник словно осознал всю нелепость их поз, отшатнулся, выпрямился и заговорил громче:

— Такая трактовка раскрывает людям их самоидентификацию. А