Репортажи с переднего края. Записки итальянского военного корреспондента о событиях на Восточном фронте. 1941-1943 - Курцио Малапарте

По мере приближения к Днестру следы боев становились все более явными и частыми. Они свидетельствовали о том отчаянном сопротивлении, которое экипажи русских танков оказывали брошенным против них превосходящим силам немцев.

Когда мы были в нескольких километрах от городка Сороки, то разглядели через облако красной пыли, поднятое машинами, далеко внизу остатки моста через реку Койнар. Посередине моста, там, где соединяются два его центральных звена, упавшие вниз таким образом, что образовали подобие латинской буквы V, лежал 45-тонный советский танк[20]. С виду бронированный монстр был невредим. На нем не было ни царапины. Ни один из его стальных бронелистов не сдвинулся с места. Танк был взорван вместе с мостом как раз в тот момент, когда он собирался отойти на другой берег. Ему не хватило не более чем полминуты. Под мостом, на гравийной подушке, был насыпан холмик земли, над которым возвышалась табличка с короткой надписью на немецком языке: «Ein russische Panzerschutzer – русский танкист-наводчик». Это первая попавшаяся на нашем пути советская могила, увенчанная крестом.

Солнце уже садилось, когда мы приехали в Ваньшино. Над темнеющей равниной, поверхность которой разрезал глубокий овраг, где лениво струится тоненький серый ручей, нависли громадные, вздымающиеся вверх массы красных облаков. Каждый, кто внимательно посмотрит, будет поражен красотой пшеничного поля, в особенности его красотой при закате солнца. Кинув взгляд вдаль, он увидит обширные просторы пшеницы при внешнем освещении, которые постепенно исчезают из виду, пока совсем не утонут в темноте, за пределами исчезающего вечернего солнечного света.

За Ваньшино дорога уходит вверх, в гору, а по другую сторону гряды лежит городок Сороки. Первые домики этого маленького города расположены на вершине холма. Мы остановились у большого здания, почерневшего от недавнего пожара. Это старая церковно-приходская школа, построенная при царе Николае II. Архитектура здания очень проста: оно выполнено в стиле неоклассицизма (фактически это типично русское направление неоклассицизма, представляющее собой что-то похожее на стиль ампир). Здание построено с белыми лепными колоннами, увенчанными ионийской капителью в его традиционном виде. Колоннада расположена чуть поодаль от фасада. Вблизи, как выяснилось, здание оказалось полностью разрушено. Крыша обрушилась, внутренние стены обвалились. Наружные стены сохранились, но и они пошли трещинами от жаркого огня. Обломками сгоревших балок был завален обширный двор перед зданием. Большевики реквизировали здание церковно-приходской школы и использовали его в качестве конторы сельскохозяйственного объединения и гаража сельскохозяйственных машин, которые направлялись в различные колхозы Сорокинского района (один из колхозов располагался в Ваньшино, другой – в Шепилово, третий – в Конюшках, четвертый – в Валанокуло). Обширное пространство во все стороны от здания было занято тракторами, огромными молотилками, сенокосилками, сеялками, культиваторами и плугами. Это место было настоящим кладбищем сельскохозяйственных машин.

Дорога, ведущая вверх от Ваньшино к вершине холма, нависающего над Сороками, также была забита брошенными машинами, многие из которых были повреждены, но некоторые находились в хорошем состоянии. Я отправился осмотреть три молотилки, сохранившиеся в целости. Они были венгерского производства и поступили с завода в Будапеште.

К этому времени стало совсем темно, и фельджандарм сказал нам, что спускаться вниз в Сороки было бы опасно. Русские батареи на левом берегу Днестра бьют по городу, разрывы снарядов поднимают огромные клубы белой пыли. С этого места мы слышали характерные звуки обваливающихся стен и падающих камней, спутники каждого взрыва. На горизонте виден огромный пожар где-то за Ямполем, в направлении на Ольшанку. В поисках прибежища на ночь мы постучались в двери сарая в паре сотен метров от здания церковно-приходской школы. Это помещение занимала бедная крестьянская семья, которая состояла из пары стариков и маленького мальчика. Они приняли нас приветливо, но не могли предложить нам никакого другого места для ночлега, кроме большого стола. Не важно. Пеллегрини будет спать на столе, а я посплю в машине. Мы поужинали хлебом с консервированными помидорами и приготовили себе чай. Потом я лег в машине, периодически просыпаясь и приподнимаясь на локтях, чтобы посмотреть на огненные сполохи, опоясавшие горизонт.

Пшеничное поле отбрасывало длинные тени, будто черные языки пламени. В освещенном светом звезд небе был слышен гул эскадрилий советских самолетов. С другого берега реки стрелял русский пулемет, звук которого напоминал стрекот швейной машинки. Под этот «тук-тук-тук» мои глаза, измученные долгой бессонницей, закрылись, и я заснул.

У Могилева-Подольского (на Днестре), 18 июля

Может случиться так, что битва за Украину, которая грохочет вот уже несколько дней на всем участке фронта по Днестру, у линии Сталина, является тем сражением, которое решит судьбу «ворот в Азию». Может быть, публика, загипнотизированная громкими названиями городов – Ленинград, Москва, Смоленск – тех, что представляют собой цели немецкого наступления на северном и центральном участках огромного фронта, еще не сумела уяснить тот факт, что дело по сути решается на его южном участке, что решающим театром военных действий является фронт на Украине. Здесь две армии сражаются не только за обладание советской житницей, но и за контроль дорог, ведущих к промышленному и угледобывающему региону на Днепре и на Дону, к нефти Баку, в Азию.

Но даже в моменты, когда, отказавшись от своей обычной сдержанности, я могу приступить к описанию превратностей гигантской битвы, я буду продолжать привносить в свои репортажи некий особый оттенок (давайте назовем его «социальным»), то, как я пытался писать с самого начала. Ведь мне на самом деле интересно то, что самыми важными в русской кампании, с моей точки зрения, являются не столько проблемы стратегии, сколько беспрецедентные и, как я бы сказал, уникальные вопросы общества, экономики, морали и политики.

Я много знал о России, о ее проблемах. И метод, которого я решился придерживаться в своих репортажах, – это не просто описание событий так, как они складываются у меня перед глазами, но и личная оценка, абсолютно объективное определение основных проблем, которые возникают в ходе данного ужасного конфликта.

Внимательный читатель вспомнит, что я с самого начала прилагаю усилия к тому, чтобы не создавать в его сознании иллюзию, будто у Советской (тогда Красной. – Ред.) армии не хватало боевого духа. Я никогда не упускал возможности повторять, что советские войска защищаются упорно, что они энергично реагируют на ходы противника, храбро сражаются. Я пытался методом личного наблюдения определить техническую грамотность красного солдата, его поведение в бою, то влияние, которое могли оказать на боевой дух и на тактическую эффективность коммунистических солдат советская общественно-политическая организация и «промышленное мышление». И я не перестаю предупреждать читателя, что ему не следует ожидать, что после первых же ударов противника в Москве произойдет революция, или, другими словами, что крах большевистского режима произойдет раньше, чем будет полностью разгромлена его армия. Ведь я уже подчеркивал, что настоящим «социальным стержнем» Советской России является ее армия, которая является самым большим «промышленным» достижением коммунистической системы, гораздо большим, чем крупные сельскохозяйственные предприятия – колхозы, чем гигантские предприятия тяжелой промышленности. Все это – результат двадцати пяти лет промышленной организации и технической подготовки квалифицированных рабочих в соответствии с принципами стахановского движения[21].