Остров, на котором жить. Часть первая - Михаил Владимирович Балыш

и упала, в следующее мгновение перекрытия обрушились, оставаясь лишь над той половиной здания, где стояла, когда-то милая, практикантка- мечтательница и я. Мне уже удалось определиться со своей позицией, относительно принятия единой противоборствующей стороны, что-то во взгляде девочки непосредственно перед моей отключкой заставило меня усомниться в том, что псевдомедсестричка давала клятву Гиппократа. Схватив тяжёлый острый осколок керамической плитки, я со всех сил запустил его в голову девушки. «Попал». Стройное тело тут же опустилось на землю, почти одновременно с куском плитки, но уже через секунду практикантка вскинула измазанную кровью голову и повернулась лицом ко мне. Её взъерошенные волосы опустились на глаза, но даже сквозь них я видел ненавидящий взор. Хриплый, неестественный голос, срывал с губ брызги слюны, пота и крайне неприятную для меня, даже с учётом моей гипертрофированной самокритикой фразу:

– Да когда ты уже сдохнешь, тварь?

И вдруг, невесть от чего, я остолбенел. Вместо того что бы хвататься за камень, разумнее было бы последовать примеру большинства. Сейчас бы я уже бежал в сторону дома, оглашая округу поросячьим воплем, потряхивая в воздухе розовыми ушками и скрученным хвостом. Но я был бы жив. А сейчас я уже пожимал холодные кости ладоней старушки смерти и собирался в далёкий путь. «Да и хрен же с ним! Один раз живём – один раз умираем и, возможно, лишь один раз выпадает случай умереть достойно». В изменившемся взгляде мечтательной особы я видел ненависть, так смотрят на занозу, ушедшую мучительно глубоко под кожу. И, судя по всему, болезненная щепка сейчас будет удалена. «Ну и пусть. Меня ничто не держит на бренной землице, а вот адским чертогам моя персона, полагаю, была бы крайне приятной, я уверен, что даже непочатая бутылка водки отправится в ад вслед за мной, в наказание, став бездонной».

Внезапно кожа на теле девушки лопнула, обрамлённая багровой сеткой кровавых трещин. Её глаза потухли, лицо мгновенно осунулось. Кости затрещали, словно десятки расколотых орехов. Если бы идея концепции кукол Барби принадлежала великому Пикассо, то они бы выглядели именно так. Искорёженное тело медсестры рухнуло на пол, словно брошенное, пресытившимся игрой, кукловодом. Обмякшая плоть на расколотой плитке, продолжала ломаться. Я отвернулся. Мне приходилось видеть разное и разное совершать, но данная картина вызвала во мне рефлекс отторжения части непереваренного Доширака. Ещё слыша хруст костей, я посмотрел в сторону обрушенной части торгового центра и увидел бегущую ко мне женщину. Разодранный спортивный костюм, обличающий спасительницу, напоминал о себе лишь характерными полосками, всклоченные пряди волос местами открывали взору окровавленную кожу головы, исцарапанное лицо было красиво, исключительно красиво. На какое-то мгновение меня сковали шок и оторопь, в ту же секунду покинув рассудок. Я её узнал.

– Сегодня день встреч! – с наигранным восторгом прокричал я.

Моё сознание нырнуло в какую-то, доселе не испытываемую, нирвану абсолютного безразличия. Я устал сражаться. С отморозками на ночных улицах города, с существами, обладающими талантом, с собственным бессилием и больным организмом, с осмыслением бессмысленности моего существования. Я уже не размышлял о смерти. Я лишь наблюдал, с интересом дожидаясь окончания истории. Может быть, именно так правильно умирать.

Неожиданно силуэт женщины разрыхлился, пропуская сквозь себя в сознание картинку загорелой молоденькой девушки, неспешно движущейся ко мне на встречу. Обрушенные перекрытия за её спиной рассеялись, выпуская на волю иллюзорный холст покрытый руинами десятков каменных пирамид. Крупный песок пел у неё под ногами. Было тихо, невероятно, невозможно тихо. Воспроизводящая род подошла ко мне вплотную и, взяв за дрожащую руку, бархатным, успокаивающим голосом произнесла: «Не бойся Ои, теперь всё будет хорошо».

– Как ты меня назвала? – пропищал я тонким чуждым мне голоском.

Видение стало медленно сползать с реальности, и я увидел передо мной мою спасительницу. Она крепко держала меня за руку и смотрела в упор. На долю секунды идеальная форма губ исказилась.

– Никак я тебя не называла припадочный. Приди в себя. Шевелись, давай.

В то же мгновение женщина рванулась к выходу, продолжая сжимать мою ладонь. Словно тряпка, шоркая подошвой я болтался спаянный с будто окоченевшим рукопожатием, пытаясь поспеть за ней, но это было невозможно. Она обладала силой Арментариев, а я уж давно стал человеком. Проскочив дверной проём, я услышал грохот рушащегося здания. Моя спасительница удерживала его до последнего, сейчас в этом уже не было необходимости. «Как-то часто меня спасают последнее время». С минуту мы бежали в неизвестном мне направлении, но скоро меня стали покидать силы и, споткнувшись о бордюр тротуара, я повис в руке таинственной особы, обрывая куски штанин и кожи на ногах. Женщина, не сразу заметив это, легко подкинула меня в воздухе и, бросив на плечи, продолжила движение. Серые здания жилых домов проносились мимо всё стремительнее. Мне было нестерпимо неудобно в такой позе. Толчки при соприкосновении ног моей спасительницы о землю уже больше походили на сильную вибрацию. Мы мчались со скоростью Пасущих. «Вот как выглядит ускорение со стороны простого человеческого сознания, ни капли бывалой эйфории, лишь боль и чёткое ощущение перегрузки организма (но я же в детстве мечтал стать лётчиком космонавтом…)».

Жуткий экспресс спустило на тормозах, словно остановленный нажатием стоп-крана. Краем глаза я увидел вырывающиеся куски асфальта из-под тормозящих ступней, в следующий миг картинка померкла, и я ощутил, как инерция вдавила меня в каменные плечи. Я сильно пожалел, что перед остановкой не успел вдохнуть воздух, грудь сдавило так, будто меня с обеих сторон смертельными тисками сжал стальной пресс. Наконец-то я, отпружинив, полетел на развороченный тротуар и смог вобрать воздух в лёгкие.

– Шеф, приехали? – прохрипел я, слегка придя в себя после падения. Но в ответ услышал лишь шум машин, проносящихся где-то поблизости. Рядом проходило шоссе.

Я открыл глаза и огляделся. Лунный свет обозначал линии жилых корпусов. Я не знал этого района, но я уже его где-то видел. Как и многие другие полагаю, в которых я ни разу не бывал. Планировка двора, расположение древних построек, сами здания, словно покупные салаты с переклеенным сроком годности, были настолько типовыми, насколько это было под силу советской власти. Вокруг серых домов водил хоровод реденький кустарник, многочисленные вытоптанные колеи на траве шрамировали, любую поверхность, когда-то претендовавшую на гордое звание «Газон». Тёмно-серые дома светили печальными глазами окон. Только фонари не горели, фонарные столбы понурили головы, уткнувшись слепыми взглядами себе под ноги.

Вдруг у одного из подъездов полыхнула лампа, осветив силуэт сидящей на низком крыльце девушки. Клочья тонкого материала обнажали плечи и бёдра нашей старой знакомой. «Удивительно что, вылезая из-под обломков,