Горячие точки на сердце - Владимир Михановский

Получив очередную информацию от полномочного представителя Президента по КЧР, и. о. премьер-министра правительства Сергей Степашин счел ее особенно тревожной и встретился по этим мотивам с главой администрации Кремля Александром Волошиным.

— Что случилось-приключилось, Сергей Вадимович? — спросил Волошин, когда они уединились в одном из кремлевских кабинетов.

— В КЧР неспокойно.

— Там всегда неспокойно, — махнул рукой Александр Стальевич. — Кавказские люди, что же ты хочешь.

— Матейченков докладывает, что ситуация накаляется.

— Матейченков крепкий мужик, справится.

— Народ раскололся на две части. Сам понимаешь, чем это чревато, — сказал Степашин.

— Пусть Матейченков послужит голубем мира.

— Не до шуток, Александр Стальевич.

— Ну, говори, чего ему надо? ОМОН? СОБРОВЦЕВ? Или, может, снайперов подбросить? Для хорошего человека ничего не жалко, — погладил Волошин свою лысину.

— Все это добро у него есть.

— В достаточном количестве?

— Да.

— Чего же ты хочешь?

— Знаешь, Александр Стальевич, тушить костер бензином — не лучшая метода.

— Матейченков — мужик осторожный и умный, зря не станет плескать бензин в огонь.

— Согласен.

— И дальше? Давай, премьер, не тяни, выкладывай, что там у тебя за пазухой. Надеюсь, не то, что у твоей секретарши?

Все знали: глава администрации любил солоноватую шутку и крепкое словцо.

— Ситуация в КЧР в любой момент может выйти из-под контроля. Хватимся — поздно будет. Как в Чечне.

Упоминание Чечни произвело впечатление.

— Что же ты предлагаешь?

— Давай слетаем в Черкесск.

— Когда?

— Немедленно.

— В каком составе?

— Вдвоем.

— Интересная мысль.

— Соберем там всех местных руководителей и переговорим с ними напрямую. Матейченков сообщает, что они постоянно грызутся, а это до добра не доведет.

— Нагрянуть внезапно?

— Да.

— Не получится, к сожалению, — покачал головой Волошин. — Так или иначе, информация о нашей поездке просочится через наши прекрасные СМИ. Знаешь ведь, как они гоняются за любой сенсацией. Их хлебом не корми, а дай разжиться интересной новостью.

— А мы поедем тайно, чтобы не узнал ни один корреспондент, ни одна газета.

— Во, брат, да ты конспиратор.

— Иногда прямые методы — самые лучшие.

— Без посредников?

— Вот именно.

— Что же, Сергей Вадимович, в твоем плане что-то есть. А что, слетаем. Где наша не пропадала!

— Только прессе — ни-ни.

— Само собой, Вадимыч. Я ведь тоже старый подпольщик. Если не сумеем сохранить поездку в тайне — грош нам цена в базарный день. Сейчас и займусь. Будь готов и жди моего сигнала.

Сказано — сделано.

Волошин был неплохим организатором, а уж подпольщиком — тем более. Об этом хорошо знали его сотрудники.

Вылет произошел 24 мая.

Оба высоких чиновника утречком забрались в спецсамолет, расположенный на военном аэродроме. В Минеральных Водах их уже дожидалась машина, прямиком доставившая драгоценный груз в Карачаево-Черкесию. И уже в одиннадцать утра начались запланированные встречи.

Накануне вылета премьер-министр и глава администрации составили список лиц, с которыми необходимо встретиться и побеседовать.

И первым в этом списке стоял… Владимир Хубиев. Вот она, косность и традиционность мышления в действии! Оба высоких чиновника основывались на былом авторитете Хубиева, который давно уже растаял, подобно льдинке в весенней воде.

Этот разговор первым и состоялся. Подробности его не попали в печать. Впрочем, и так нетрудно догадаться, о чем там говорилось. Всегда верный и преданный Хубиев из беседы со свалившимся — в прямом смысле — с неба начальством сразу уяснил, что речь может идти о восстановлении его былого могущества и власти, и возрадовался сверх всякой меры.

Разве не это было пределом его мечтаний?

Имелось, правда, одно пикантное обстоятельство, которое никак нельзя было сбросить со счетов: к этому моменту Владимир Хубиев уже безнадежно проиграл в первом туре президентских выборов. Ну и что, мелькнула у него безумная мысль. А вдруг все еще впереди? Вся жизнь впереди, надейся и жди. А ждать, чего доброго, он умел. «Ты умеешь ждать, как никто другой», — вполне мог бы сказать о нем Константин Симонов.

Ведь его, шутка ли, по своей инициативе желает поддержать рука Москвы, пусть и весьма ослабевшая. О, Москва многое еще может, если только захочет. А уж он, Хубиев, не подведет, будет соответствовать в лучшем виде, не единожды проверено.

Закончив стремительные переговоры с Хубиевым, начальство из центра встретилось с Владимиром Семеновым и Станиславом Деревом, затем еще кое с кем.

После этого, уже в 12 часов, последовало глобальное мероприятие — встреча с лидерами всех общественно-политических движений, а также со старейшинами общин. Именно на эту встречу Волошин и Степашин возлагали особые надежды.

* * *

Отчет за прошедший год готовился особо тщательно. Не без тайного трепета съезжались на него главные имамы стран и отдельных регионов.

Все знали, что нынешний Верховный тяжел на руку и скор на расправу, и для него не существует никаких авторитетов. Обнаружив лукавство или стремление кого-либо из шейхов скрыть от него какое-нибудь обстоятельство или важную деталь, Верховный свирепел и часто вообще терял человеческий облик: он мог запросто оттягать за бороду cамого почтенного имама, причем часть бороды оставалась в его руках в качестве трофея. И это было еще самое легкое наказание. Если же провинность была покруче, например доказанная попытка запустить руку в общественные доходы, из которых формировался Всемусульманский фонд, который снабжал средствами организацию террористических актов по всей планете, — то в этом случае виновный мог поплатиться и головой. При этом все предыдущие заслуги никак не принимались во внимание.

Поначалу каждый отчитался о доходах, которые принесла торговля наркотиками. Верховный шейх придирался к каждой цифре и, можно сказать, высвечивал ее на белый свет. Непонятно, как все это ему удавалось держать в голове. Не один имам дрожал как в лихорадке, ожидая, что вот-вот рукотворный гром упадет на его бедную голову…

Собрав все цифры и просуммировав их на калькуляторе, Верховный изобразил на лице подобие улыбки, и зал перевел дух и вздохнул с облегчением.

Выждав многозначительную паузу, Верховный поднял руку и со значением произнес в зал: