Тайная война воздушного штрафбата - Антон Кротков

Вскоре к Нефёдову подошла добровольно взявшая на себя обязанности стюардессы девушка с открытой бутылкой газировки:

— Освежитесь, капитан.

В это время Нефёдов вёл переговоры с наводящим его на посадку диспетчером. Неожиданно начал шевелиться и что-то бормотать парень на правом кресле.

Только этого сейчас не хватало! Борис настороженно косился на соседа, ожидая от него любой выходки. Пожевав огромными губами и одновременно пошевелив широким приплюснутым носом, второй пилот открыл один глаз (второй продолжал крепко спать) и с любопытством взглянул на белого человека, почему-то восседающего на месте его исчезнувшего коллеги.

— Ты кто? — удивлённо прохрипел он и сладко зевнул.

— Дед Пихто! — зло буркнул Нефёдов, которому приходилось одному отдуваться за этих субчиков.

Впереди по курсу уже маячила посадочная полоса и какой-то большой самолёт, тоже идущий на посадку.

— А-а… — понимающе протянул лётчик и, не задавая больше вопросов, снова погрузился в глубокий сон.

Аэроплан «висел» на глиссаде[17]. По приказу диспетчера Борис выпустил шасси и механизацию крыла, готовясь к посадке. И вдруг самолёт вошёл в полосу сильной тряски, начал вихлять, как пьяный. Это стало неприятной неожиданностью для пилота. Ведь Борис уже считал, что полностью контролирует машину.

Досаднее всего было то, что машина норовила завалиться на крыло. Самолёт сделался очень тяжёлым в управлении и требовал от лётчика максимальной концентрации. Из-за отсутствия гидроусилителей органов управления сейчас очень бы пригодилась вторая пара сильных рук. Но рассчитывать на чью-то помощь не приходилось. Человек за штурвалом превратился в напряжённый комок мышц и обнажённых нервов, готовый мгновенно парировать опасный крен, который мог привести к катастрофическому падению. Диагноз был ясен. В любом нормальном аэропорту существуют строгие инструкции организации воздушного движения, согласно которым диспетчеры должны делать временные интервалы между посадками самолётов. Это необходимо для того, чтобы идущий вслед за другим лайнером самолёт не попал в воздушные завихрения, созданные чужими моторами. Иначе лётчики могут потерять контроль над своей машиной. Что и происходило теперь.

Нефёдов вышел на связь с диспетчером, который постоянно что-то жевал, и сообщил ему о своём намерении немедленно уходить на второй круг, чтобы выйти из зоны опасной турбулентности. Всемирная хартия лётного состава гласит, что каждый командир воздушного судна, исходя из ситуации на борту, вправе принять такое решение, лишь уведомив о нём диспетчеров. Но оказалось, что здесь обычные правила не работают.

— Запрещаю уходить на второй круг, — вялым голосом отозвалась «земля». — Продолжайте снижение. Я через пятнадцать минут заканчиваю дежурство.

Решив, что имеет дело с каким-то молодым отморозком, Нефёдов вперемешку с матом потребовал, чтобы ведущий его оператор немедленно позвал кого-нибудь из более опытных коллег или переключил на своё руководство.

— Никого нет, — флегматично пояснил диспетчер. — У нас вторую неделю забастовка. Я один тут за всех рулю. А будешь хамить, я вообще отключусь…

Борис ещё ошарашенно обдумывал последние слова диспетчера, когда вдруг начал чихать, словно простуженный, правый двигатель, готовый вот-вот заглохнуть. Некоторое время лётчик с надеждой поглядывал в его сторону, надеясь, что мотор всё-таки оживёт. Но вскоре воздушный винт правого «движка» безжизненно повис в вертикальном положении. Борис решил, что на одном из моторов вышел из строя топливный насос. Новость не из приятных. Но если у тебя в запасе ещё два, а до полосы рукой подать, то всё не так уж критично. Однако неприятные сюрпризы следовали один за другим. Выяснялось, что в этих местах пилоты даже в мирное время часто летают во фронтовых условиях.

На связь с Нефёдовым вдруг вышел незнакомый ему диспетчер. «Слава богу!» — возликовал взявший на себя управление самолётом пассажир, решив, что небо наконец услышало его молитвы и послало на помощь опытного «воздушного лоцмана», который обеспечит ему быструю посадку. Но как оказалось, рано радовался.

Новый диспетчер связался с ним только для того, чтобы проинформировать: так как администрация местного аэропорта не приняла требований забастовщиков, то стачечный комитет принял решение немедленно закрыть аэродром на приём и выпуск самолётов:

— Мы уже перегородили взлётно-посадочную полосу!

— Но подождите! У меня на борту ЧП.

Борис попытался объяснить диспетчеру ситуацию, но наткнулся на стену ледяного равнодушия.

— Куда же мне лететь?

— Меня это не волнует, — холодно отозвался профсоюзный лидер. — Нам нечем кормить свои семьи. Если же что-то случится, вся вина ляжет на администрацию аэропорта. Может, тогда наши боссы наконец поймут, что на диспетчерах экономить нельзя.

— Летите в Рубу, — посоветовал Нефёдову вечно жующий диспетчер. — Они пока ещё не присоединились к забастовке. Может, успеете.

— Но я не знаю, где это!!!

Однако это была последняя инструкция диспетчерской вышки.

— Что же они делают! — в сердцах воскликнул старый лётчик, не понимая, как связанные профессиональными отношениями люди могут так подставлять своих же коллег.

А между тем ситуация стремительно ухудшалась. При всём желании ни в какую Рубу Нефёдов уже лететь не мог.

Если бы Борис сейчас пилотировал более современный самолёт, то бортовой компьютер наверняка предупредил бы его резким звуковым сигналом о том, что в баках самолёта заканчивается топливо. Неожиданно вслед за остановившимся правым мотором зачихал и основной, средний. Затем очередь дошла и до последнего «движка», который тоже начал «сдыхать». От происходящего кошмара у любого пилота мурашки побежали бы по спине и мгновенно мокрой от пота стала бы спина.

Вдруг неожиданно стало тихо — все три двигателя «Tri-Motor» приказали долго жить. Машина клюнула носом.

— Твою мать! — ошарашенно воскликнул Борис.

Стало ясно, что обожравшиеся наркоты члены экипажа корабля не проконтролировали работу аэродромных заправщиков. А те то ли по ошибке, то ли корысти ради залили в баки меньше топлива. Борис с неприязнью взглянул на топливомер, стрелка которого как ни в чём не бывало бодренько показывала, что у него в запасе ещё почти триста галлонов керосина.

На юго-западе Нефёдов заметил полоску автострады и мгновенно решил — садится туда. Итак, жребий брошен! Но шоссе находилось буквально под крылом, а возможности выполнить круг («вертануться на пятачке»), чтобы сбросить лишнюю высоту и нормально прицелиться к выбранной ВПП[18], нет. Оставалось всё делать с ходу, с первой попытки, без обдумывания и подготовки.

Случайно попавший за штурвал военный пенсионер решился на рискованнейший манёвр, который до него не выполнял ещё ни один пилот коммерческого самолёта. Только несколько минут назад предпринимавший максимальные усилия, чтобы предотвратить опасный крен, теперь бывший ас сознательно круто накренил машину на левое крыло. Со стороны происходящее выглядело так, будто самолёт внезапно разучился летать, но при этом, вопреки всем законам физики, почему-то не рушится отвесно вниз, а идёт к земле по округлой траектории. Так неловко, боком обычно валятся потерявшие равновесие нетрезвые посетители бара, у которых плохо с координацией. Однако на языке профессионалов происходящее называлось «боковым скольжением».