Северный ветер. Вангол-2 - Владимир Прасолов

Девственницы, а их, к удивлению Пауля, в России было подавляющее большинство, направлялись в спецлагеря, больше напоминающие санатории. Там они получали хорошее питание и медицинский уход, им вменялось в обязанность изучение немецкого языка и элементарного этикета. Периодически эти санатории посещали офицеры СС, специально отобранные для выполнения эксперимента. Младенцы у рожениц забирались и вскармливались чисто немецкими матерями-кормилицами. Абсолютная секретность обеспечивалась на всех уровнях и этапах работы. В результате физиологические матери, передав ребенку нордические качества внешности, утрачивали с ним всякую связь и не могли уже влиять на воспитание у него характера истинного арийца. Этой задачей занимались уже профессионалы из специальных служб «Аненербе», с ясельного возраста готовившие штурмовиков СС, не знающих страха, преданных национальной идее фюрера и рейха. Готовых всегда выполнить любой приказ, ни секунды не сомневаясь и не задумываясь.

Идея настолько была хороша, что Пауль Штольц целиком и полностью посвятил ей свою жизнь. Он увидел в этом свое предназначение, свою роль в свершениях немецкой нации и фанатично верил в это. Родом Штольц был из Пруссии, из предместий Тильзита, называемых Эльхнидерунг — Лосиная долина; там, в поместье, прошло его детство и юность. Семья Штольц, потомственных прусских землевладельцев, дала Германии шестерых сыновей и двух дочерей. Как знать, чья кровь бурлила в его жилах, когда он думал о Великом рейхе… Так или иначе, но один из первых спецроддомов, после начала Восточной кампании, Штольц организовал в Тильзите. Один корпус большого санатория люфтваффе, выстроенного в виде орла, распластавшего на земле свои крылья, в сосновом бору, на некотором удалении от города, был передан в его распоряжение. Асы Геринга, отдыхавшие и набиравшиеся в нем сил для побед в воздухе, не обиделись, для них, заодно и как прикрытие основного объекта, там же вовсю работал публичный дом. Штольц часто бывал на этом объекте, лично контролируя ход экспериментов. Приходилось ему и, кстати, он делал это с нескрываемым удовольствием, выезжать на отбор «материала» в оккупированные территории.

Возвращаясь из одной такой поездки, он нагнал колонну русских военнопленных. Лагерь, в который загоняли колонну, был просто переполнен, армейское сопровождение здесь сменялось охраной СС. Лагерь был фильтрационный, и Пауль Штольц присутствовал при проведении этой процедуры. Наблюдал из машины. Он обратил внимание на пленную русскую девушку, как оказалось медсестру, на ее прекрасные арийские черты лица, телосложение; несмотря на изнуренный вид, она была очень красива. Особенно его поразили ее глаза, они были разного цвета: синий и зеленый. А ее взгляд из-под длинных ресниц… Пауль впервые в жизни был сражен какой-то неземной красотой девушки. Используя свои особые полномочия, он забрал ее прямо из расстрельной команды. Ее отправили туда при фильтрации пленных по его личной просьбе. Штольц неплохо владел русским языком, в его родовом имении работали батраками русские беженцы, осевшие там после революции, он играл с их детьми. Потом в Тильзитском университете усовершенствовал свои знания. Как это пригодилось теперь! Когда пленная пришла в себя от шока, вызванного публичным расстрелом, он смог на достаточно чистом русском языке успокоить ее и тем самым внушил ей некоторое доверие. Ее имя было Ольга, она сама назвала его, это была первая победа штурмбаннфюрера СС Пауля Штольца в этой войне…

Шел промозглый октябрь, дороги, превратившись в сплошное месиво, несколько затормозили движение как наступавших, так и пятившихся к Москве войск. Немцы, потеряв темпы наступления под Смоленском, взяв город, рванулись к Москве, да увязли под Вязьмой, окружив огромное количество советских войск, сосредоточенных для отражения их главного удара. Немцы ударили не там, где их ждали запуганные прокатившимися расправами и расстрелами полководцы Красной армии. Ждали ударов вдоль Варшавского шоссе, там и остались в окружении без обеспечения и связи более ста тысяч солдат и офицеров, в основном ополченческих дивизий. Стянув накрепко «мешки», немцы двинулись дальше. Встретили их остатки дивизий, собранные из прорывавшихся из окружения частей, и спешно вызванный с Ленинградского фронта генерал Жуков.

В это тяжкое время именно здесь продирался к фронту и взвод Волохова. Он прошел и провел своих людей через леса и поля горевшей, растерзанной Смоленщины, практически без боеприпасов и еды. Оборванные и осатаневшие от недосыпа бойцы шли через не могу. Шли к фронту. Шли, потому что понимали, что без них никак там, в тылу, нельзя их бабам и детям. Нельзя, потому как пропадать без вести нельзя, в этом случае лучше не пропадать, а быть убитым. И если убитым — именно на фронте. Чтоб, как положено, отписано было домой. Потому что без вести пропавший — это все одно что дезертир, а значит, враг. А семье врага жить будет трудно, если вообще дадут жить. Насчет плена разговоров вообще не было, да и мыслей тоже, только опасения, что могут взять в беспомощном состоянии, что застрелиться даже не сможешь. Многие договаривались между собой, чтобы, если что, живым не оставлять друг друга немцу.

А еще шли потому, что поверили, что бить фашиста можно, даже в их «беспатронном», как говорил Волохов, положении. Заслуга в этом была их командира, рядового Волохова, его авторитет был непререкаем, этого бойцы взвода не скрывали, если что, каждый готов был закрыть его своей грудью. За эти два месяца скитаний они сплотились вокруг него. Были бои, были потери, но за каждую солдатскую жизнь фашисты заплатили дорого. И вот теперь они вышли к линии фронта, только никак не могли толком понять, где она была. Ночью шли на шум артиллерийской стрельбы, на восток, к утру канонада разгоралась на западе, за их спинами, и было непонятно, где же наши. Волохов не знал о том «слоеном пироге», в который они попали, продвигаясь вражескими тылами от Рославля в сторону Вязьмы. Полк второй стрелковой дивизии народного ополчения, 32-й армии Резервного фронта под командованием генерала Вашкевича, в расположение которого каким-то чудом вышел взвод Волохова, готовился к прорыву из окружения.

— Вот те и на, вышли к своим…

— Ничё, зато теперь чем воевать есть…

— И пожрать тоже…

— Становись, равняйсь, смирно! — скомандовал моложавый лейтенант, легкой походкой подошедший к расположившимся на поляне около костра бойцам Волохова.

— Лейтенант Пенкин, назначен к вам временно командиром взвода, — представился лейтенант, когда взвод построился. — Оружие приготовить к бою, боеприпасы пополнить — и в строй, через два часа выступаем.

— Кто вы и откуда, разбираться с вами будем после прорыва, — сказал Волохову командир полка подполковник Козырев. — А пока временно войдете в первую роту батальона при штабе дивизии. Так оно мне спокойнее будет. Оружие у вас не отниму — сами окруженцы. На довольствие поставлю, только наедаться не советую, через пару часов в атаку. Все ясно?

— Так точно.

— Тогда иди, солдат, сдай взвод лейтенанту Пенкину. — И, помолчав, Козырев добавил: — Спасибо тебе.

— Служу трудовому народу! — чуть дрогнувшим голосом ответил Иван Волохов и вышел из блиндажа.

Где-то рядом засвистело, и несколько взрывов сотрясли землю, ломая стволы елей, срывая с берез остатки листвы.