Жизнь в нелюбви - Евгения Черноусова

все дети, даже студентка Ксюша, они смогли завершить разговор. Оказывается, Барби после тех событий и исчезновения плешивого кавалера рассчиталась из театра и перебралась в соседнюю область, где устроилась в музыкально-драматический театр и, кажется, уже нашла себе высокого покровителя, потому что её ввели в большинство спектаклей. А ещё Горностаева делится:

— Ты знаешь, что некую толстуху цыганистого типа в розыск объявили?

— Да, я во второй или третий раз, вызванная какие-то показания уточнить, прямо упёрлась в эту картинку на стенде «Внимание, розыск!» Я так дёрнулась, что на это обратил внимание дежурящий на входе полицейский. Пришлось оправдываться, сказала, что при виде этой рожи у меня память прорезалась, я вспомнила, где видела двоих грабителей, тех, что застрелены. На торговой площади у Сиреневого сквера я их с этой цыганкой видела. Шли они, не поручусь, что вместе, но рядом.

— И что?

— А то, что нашлись ещё свидетели, которые их в той местности встречали. Без цыганки, правда. А меня больше не дёргают. Я им здорово помогла, хотя ошиблась в предположении, что Славик в люк должен был деньги сбросить. А тот, которому я это сказала, догадался ещё раз подвал с экспертом осмотреть, а конкретно тот отсек, что под третьей кассой. Ну, и обнаружили щель в перекрытии у внешней стены. А под ней труба отопления, и что в щель сбрасывается, за неё заваливается. Лежали там «куклы» — пачки бумаги, имитирующие денежные упаковки. То есть Славик должен был настоящие деньги туда зашвырнуть, но их клиенту отдали. И он от улик таким образом пытался избавиться. Да, со стороны кассы щель в полу прикрывал линолеум, а его прижимал к стене плинтус на двух гвоздях.

Даму преклонных лет больше волновала романтика, а не детектив. Она поинтересовалась, кого ещё из претендентов на руку и сердце мачеха отгоняла от Вики. Вика перечислила тех, о ком вспомнила, но с уверенностью заявила, что из них на руку и сердце не претендовал, на тело тоже, разве что на внимание.

— Какая ты холодная, Вика! Она вбила тебе в голову, что ты некрасивая, и ты абсолютно не следишь за собой. Да плевать на лишний вес! У тебя густые волосы, а ты заматываешь их в какой-то пенсионерский узел. Ты не пользуешься косметикой, одеваешься в скучные мешковатые тряпки, обувь у тебя без каблуков. Слушай, а твой наниматель, он какой? Ну, как мужик?

— Возраст за сорок, внешне привлекательный. По сыновьям можете оценить, они на него похожи. Но романтических чувств не вызывает, суховат и скуповат. Причём скуповат не только на деньги, но и на выражение эмоций. Я не набиваюсь на благодарность, то, что я делала, было, как бы сказать… должностными обязанностями. Но Ася, выйдя из подвала, понеслась меня кормить, да и в выражении признательности слов не жалела. Дядя Петя, которому я ничем не помогла, тоже поблагодарил, да и помог мне, когда Ася об этом попросила. А этот поблагодарил только при случайной встрече.

— Ох, как ты рассудочна! Может, это неплохо, от разочарований уберегает, но как-то неправильно в твоём возрасте. Ты когда-нибудь совершала глупости?

— Сколько угодно, но ради мужиков — нет, — засмеялась Вика. — Скажу вам больше, у меня не только никогда не было близких отношений, я ни разу не встречала такого, для которого я бы хотела глупость совершить.

— Что, не влюблялась?!

— В третьем классе. Я любила его три учебных четверти!

— Но это противоестественно!

Вика поглядела на старуху внимательно и удивилась: она была явно расстроена этим откровением. И почувствовала какое-то родственное притяжение. Чтобы успокоить, решилась на признание. Она обняла её за плечи, присев на подлокотник кресла:

— У нас в банке все уверены, что я была влюблена в вашего сына. Вряд ли это можно было назвать влюблённостью, ведь всё шло не от сердца, а от головы. В этом чувстве не было задействовано тело. Я восхищалась его профессионализмом, его любовью к семье. Несмотря на небольшую разницу в возрасте, я в нём отца видела. Я как собачка отзывалась на его мягкое отношение ко мне. Я позволяла себе откровенность в разговоре с ним, он знал обо мне больше всех. Вы видите, что я всегда была одинока. Когда он умер, я потеряла самого близкого человека.

Чмокнула её в щёчку и пошла спать. Вот такой получился стриптиз — душа наизнанку. Никогда не думала, что сможет так обнажиться.

Глава шестая,

в которой многое происходит впервые

Приближались зимние каникулы. Вика прикидывала, чем она займётся с детьми. Хотелось замутить что-нибудь такое, чтобы обоим было интересно, но уж очень большая разница в возрасте. Ну, лыжи, коньки… сама она на лыжах кое-как, а на коньках вообще никак. Может, санки, ватрушки? Снежную бабу один раз слепить можно, и то Стасу это едва ли понравится. Он покладистый малый, для младшего брата постарается. А что ему самому нравится, Вика до сих пор понять не могла. Учился добросовестно по всем предметам, увлечений никаких не было. И приятелей как-то не завёл. Что-то с ним не то. Ой, да то же, что и с ней! Выбил из него дед желание искрить.

И тут Алексей ей между делом сообщил, что купил санаторные путёвки в Сочи, авиабилеты заказаны. Новый год они встретят там. Вика даже растерялась и честно заявила, что никогда не бывала в санатории, не летала на самолёте и даже на поезде не ездила. Да и за пределы Новогорска выезжала автобусом единственный раз от банка в Москву на четырёхдневные курсы.

— Вот и отлично, — слабо улыбнулся он. — Впервые в воздухе, впервые на море, в санатории впервые. Мальчишки мои на самолёте летали, а всё остальное, как и у тебя, будет у них впервые.

Как она ожидала, Стас при известии о поездке скривился, а Рома, который всегда за движуху, воспринял это с энтузиазмом. Там цирк? Конечно, пойдём! Органный зал? А это как? Такой большой? Пойдём! Дендрарий? Слово повторить не смог, но одобрил.

Вика боялась лететь: вдруг тошнить будет или ещё какая неприятность, но ничего, обошлось. А когда заходили на посадку над морем, у неё сердце забилось от восторга. Она сидела у иллюминатора, Рома у неё на руках, Стас рядом. И Стас вытянул шею в сторону иллюминатора. Она притянула его к себе поближе и сказала:

— Мальчики, мы с вами сегодня впервые увидели море!

— Давай папе покажем! — повернулся к нему Рома.

— Папа уже видел, он даже плавал в нём.

— И мы будем плавать?

— Летом как-нибудь