Погружение разрешаю - Валерий Федоров

Рассматривая донные ландшафты банки Назарет с позиций теории Дарвина, их можно было считать однотипными с ландшафтами банки Сая-де-Малья (третья стадия развития кораллового атолла), но имеющими свои индивидуальные особенности: глубже риф, мельче лагуна, больше водорослей, меньше кораллов, крупнее донные отложения в лагуне, иная структура бентосного сообщества (больше автотрофов, неподвижных сестонофагов, гораздо меньше грунтоедов). Из наших исследований следовало, что даже соседние коралловые образования могут существенно различаться по особенностям донных ландшафтов.

Выбирая место для погружения «Севера-2», мы учитывали, что в лагуне банки Назарет очень теплая вода (29°) и небольшая глубина (менее 80 м). «Сваримся мы там!» – подумали гидронавты. Вместо лагуны мы выбрали северный склон банки Назарет, вдоль которого следует Пассатное течение. Вообще-то оно должно было называться Южным Пассатным течением, так как его ось находится примерно на 12° ю. ш. Но поскольку Северного Пассатного течения в Индийском океане нет (его роль выполняет Муссонное течение), то прилагательное «Южное» обычно опускают.

Пассатное течение мощным потоком прокладывает себе путь с востока на запад в тропических широтах Индийского океана, а когда встречает на своём пути Маскаренский хребет, устремляется в седловину между банками Сая-де-Малья и Назарет, ускоряя свой бег. Строго по закону неразрывности (главному закону гидравлики): при уменьшении поперечного сечения потока скорость его должна увеличиться. Как увеличение скорости Пассатного течения отразится на подводном ландшафте? Есть ли кораллы на внешнем склоне рифа? Много ли кораллов? Такие вопросы я ставил перед собой, собираясь в погружение. И как всегда в наших экспедициях самым важным был практический вопрос: есть ли рыба в месте погружения?

Подводный аппарат достиг дна на северном краю погруженного кольцевого рифа. Глубиномер показывал 70 м. Мы двинулись на север, в сторону увеличения глубин. Мы не особенно удивились, когда не увидели в точке погружения ни одного мадрепорового коралла, потому что наш дночерпатель приносил мало коралловых обломков на всех станциях. Раз мало обломков, то и обилия живых кораллов не следовало ожидать. Так оно и получилось. Внешний склон рифа был заселен сообществом известковых водорослей, горгонарий и коричневатых кремнероговых губок. Среди горгонарий только однажды мелькнула крупная сериола, и она была единственной за все погружение.

«Губковый» ландшафт тянулся до глубины 110 м, а потом внезапно сменился пологим склоном, вдоль которого неслась «поземка» из тонкой взвеси, которая, словно метлой, подметала дно, оставляя на нем лишь тоненький слой мелкого песка. Унылый пейзаж оживляли лишь одиночные шаровидные морские ежи цидарисы да маленькие рыбки синодусы, лежавшие на дне. Других объектов наблюдения не было и, достигнув глубины 130 м, мы повернули назад, в сторону рифа. Дойдя примерно до середины склона (глубины 80–90 м) мы стали замечать небольшие стайки стремительных рыбок.

– Это парацезио, – определил Анатолий Помозов.

– А я успел их снять, – с гордостью заметил Игорь Данилов.

– Мне остается только записать, на какой глубине мы их видели и на каком грунте, – добавил я. – Голый ноздреватый камень, коралловый известняк.

Это погружение дало мне еще один штрих в познании донных ландшафтов поднятий дна океана. Северный склон банки Назарет был примером такого поднятии, находящегося в зоне действия сильного течения. Я обратил внимание на различия в видовом составе донной фауны и рыб между банками Назарет и Сая-де-Малья, расстояние между которыми было всего около 100 миль. У меня складывалось впечатление, что обе банки были разделены словно стеной, через которую не могли перебраться обитавшие на них беспозвоночные и рыбы. Нетрудно было догадаться, что этой «стеной» являлось Пассатное течение, переплыть которое поперек было не под силу многим небольшим слабосильным рыбкам и переползти донным животным, населявшим лагуну банки Сая-де-Малья, например, таким, как рак-медведь, который не был обнаружен нами на банке Назарет. С точки зрения науки о подводных ландшафтах важным был следующий вывод: мощные океанические течения, как и крупные реки на суше, могут играть роль ландшафтных границ.

В июне 1980 года «Ихтиандр» вышел в свой шестой океанический рейс, направляясь в Тихий океан. Наш путь лежал в юго-восточную часть Тихого океана, через Панамский канал, на подводный хребет Наска.

Прямо по курсу судна, находилась подводная гора Плейто, расположенная к югу от Азорских островов. Судя по карте, гора Плейто имела плоскую вершину, то есть это был гайот. Как раз такое место нам и нужно было, чтобы провести первое погружение подводного аппарата «Север-2» после того, как он вышел из ремонта. Спуск на плоскую вершину гайота казался мне удобным и безопасным, и я, будучи начальником рейса, решил сделать первое погружение именно на вершине подводной горы Плейто.

Я пошел в штурманскую рубку и показал капитану «Ихтиандра» Евгению Алексеевичу Петухову точку погружения на карте. Капитан согласился, дал команду, и весь экипаж принялся за подготовку к погружению. В первое погружение я решил идти сам, а в спутники себе выбрал ихтиолога Юру Чмовжа и гидробиолога Вадима Сумерина. Командиром подводного аппарата назначили Виктора Климова. Изюминка этого погружения, по моему замыслу, заключалась в следующем. До сих пор мы обследовали только мелководные подводные горы и коралловые атоллы. А как выглядит глубоководный гайот? Какие животные на нем обитают? И есть ли на его вершине скопления рыб? На эти вопросы и должно было дать ответ наше погружение.

После долгого стояния в ангаре «Север-2» никак не хотел идти под воду. Группа обслуживания затянула подготовку к погружению. Пока спускали аппарат на воду, судно снесло с вершины горы на склон, и под килем «Ихтиандра» было уже не девятьсот метров, а тысяча четыреста.

Погружались мы больше часа. Вода была изумительно прозрачной, какой я нигде больше не видел, ни прежде, ни впоследствии. Объяснялось это тем, что подводная гора Плейто находилась в самом центре северного антициклонического круговорота вод, в котором частицы воды опускались в глубину. Значит, выноса биогенных элементов к поверхности океана не было, цветения планктона тоже не было. Вода имела ярко-синий цвет и обладала изумительной прозрачностью.

До глубины 450 метров мы погружались при естественном освещении. Только цвет воды за стеклом иллюминатора менялся и указывал на то, что глубина становится всё больше. Глубже 200 метров цвет воды стал темно-синим, глубже 300 метров – сине-фиолетовым, после 400 метров – черно-фиолетовым.

Включив прожектор на глубине 450 метров, мы увидели, что планктона в водной толще мало, а рыб и вовсе нет. Изредка встречались только крупные планктонные организмы – медузы и гребневики, которых можно было различать, хотя и с трудом, без прожектора до глубины 500 м.

Центральная часть антициклонического круговорота – это одна из двух олиготрофных (то есть, бедных жизнью) зон Атлантического океана. Другая, обусловленная южным антициклоническим круговоротом вод, находится между Анголой и Бразилией. Поэтому, честно говоря, ожидать богатства донной жизни на подводной горе Плейто не приходилось. Теория биологической структуры океана, созданная корифеями морской биологии П. А. Моисеевым, К. В. Беклемишевым и М. Е. Виноградовым, казалась незыблемой.