Среди монстров - Айя Сафина

– Какой гениальный план! Мы полгода наблюдали за Эриком и его компанией, прежде чем вышли из тени! – воскликнул Карим.

– Этого было недостаточно. Надо увеличить количество шпионов, рассовать их везде, где только появляется Эрик и все его приспешники, вплоть до продуктовых магазинов! Мы наблюдали за ним полгода, но мы так и не узнали его. Его тылы по-прежнему запечатаны, – ответил Арн.

Карим фыркнул.

На несколько минут в комнате снова воцарилась тишина. Малик и Акром сидели тише всех и лишь переглядывались с одного на другого. Арн и Карим даже не смотрели друг на друга. Томас продолжал смотреть куда-то вдаль и настукивать пальцами глухой ритм, изредка бросая подозрительные взгляды на Арна.

Наконец, Томас произнес:

– Идите к парням. Вас надо привести в человеческий вид.

Мужчины, как по команде, встали и направились к выходу. И только Арнольд остался на месте.

Карим это тут же заметил, но, увидев, что Томас также сидит за столом, понял, что между этими двумя и вправду есть какое-то неизвестное ему соглашение, которое они собирались обсудить без лишних ушей.

– У тебя ведь есть еще что-то помимо этих записей? – спросил Томас, когда они с Арном остались одни.

– Есть.

Томас заинтересованно кивнул.

– Плохое предчувствие, – ответил Арн.

Томас сверлил бойца взглядом и едва заметно улыбнулся.

– Признаюсь, ты меня заинтриговал Арнольд. Ты сообщил, что мне пора приехать, всего за два дня до Варфоломеевской ночи. Ты ведь знал, что это произойдет?

– Нет. Я только чувствовал… Я чувствовал, что что-то грядет, что мы что-то упустили, просчитали. Я чувствовал, что мы уже проиграли Эрику наперед. Но сказать, как и почему, я не могу.

– Врешь, – резко бросил Томас, – у тебя есть ответ. И я хочу услышать его.

Арн чуть поерзал на стуле, словно сидел на куче ежей, а потом начал давать свой непонятный ответ.

– Тут что-то не так, Томас. Странно это все как-то. Эрик то на шаг впереди, то на шаг позади, то он едва теряет одного из своих, а потом чудом находит. То он проигрывает на пирсе и упускает коридор, то словно за секунду узнает местоположение наших точек. Не вяжется это все. Странно это все. Если он действительно хорош, то не допускал бы таких промахов, как потерю таможенного коридора. А если он глупец, то скажу, что он чертовски везучий глупец. Потому что, в какую бы передрягу он ни попал, так или иначе она работает ему на руку! Такого не бывает! Его словно кто-то все время спасает в самый последний момент.

Томас слушал, не перебивая. Он хотел, чтобы Арн высказал все, что у него накопилось в мозгу в сознательной и бессознательной форме, потому что вся его информация имела высокую цену, пусть даже она звучала бессмысленно.

Томас снял перчатки и небрежно бросил их на стол. Золотой перстень с вращающимся диском в виде рулетки, обрамленный четырьмя изумрудами по краям и с одним большим бриллиантом в центре, являлся бессменным атрибутом Томаса. Вдоль диска огромными буквами было выгравировано слово «Игрок». Сам перстень имел многолетнюю историю, и возможно, даже был передан Томасу кем-то в далеком прошлом, это было понятно с одного лишь взгляда на этот шедевр. Таких перстней-произведений искусства больше не изготовляли. И его раритетность определенно значила нечто очень важное для Томаса, нечто, что знал только он.

– Да еще эта девчонка, – бросил невзначай Арн.

Томас напрягся.

– Девчонка? – переспросил он.

Арн тяжело вздохнул и снова заерзал на стуле. Он достал, наконец, из-под стола руки, в которых зажал этот злополучный шарф, словно нависшее над ним проклятие, Арн ненавидел его и в то же время что-то мешало ему избавиться от него.

Глаза Томаса тут же вспыхнули огоньком легкой озадаченности.

– Откуда он у тебя? – удивленно спросил Томас.

Арн проследил за его взглядом и понял, что Томас спрашивает про шарф. Арн усмехнулся. И вправду, откуда у такого солдата как он может оказаться шарф из превосходной тончайшей шерсти?

– Да вот как раз таки от этой самой девчонки.

– Можно?

Просьба Томаса прозвучала нелепо, но в то же время так почтенно. Томас всегда имел все, что хотел. Уж в его ли положении просить такую мелочь, как грязный шарф?

Арн размотал шарф с руки, облегченно вздохнув, словно избавился от непосильной ноши, и протянул Томасу. Тот взял шарф аккуратно и даже бережно, и начал разглядывать его с упорством ученого. Он ощупывал пряжу в разных местах, рассматривал рисунок и даже нюхал. Шарф уже давно потерял аромат женских духов, и, наверняка, пах сейчас не лучше, чем эта смрадная обитель. Но Томаса, казалось, это не волновало. Всем своим видом Томас демонстрировал, что этот шарф ему знаком, и он, словно потерял его когда-то давно, а теперь боялся поверить в то, что все-таки его нашел.

Наконец, Томас оторвался от изучения аксессуара, и поднял на Арна глаза, полные немого вопроса.

– Расскажи мне о ней! – потребовал Томас.

Запах лавандового крема разнесся по спальне, и с каждым движением Мии, втирающей крем в руки, мягкие цветочные волны все больше заполняли пространство.

Нина лежала на расписанной индийскими узорами кушетке и смотрела в потолок. Из белоснежного он то и дело превращался в розовый с лепнинами по периметру, широкая кровать с тяжелым гобеленовым балдахином, украшенным золотой вышивкой, исчезала, а на ее месте возникала совсем другая – та, что была далеко от этого места и времени. Там, куда Нину отправляли волны лавандового запаха, была детская комната в мягких розовых тонах с тоннами плюшевых медведей и подушек с рюшами. Широкий гардероб содержал лишь девчачью одежду и школьную форму, а не секс-игрушки и костюмы для ролевой игры. Там не было ничего, что намекало бы на этот дикий извращенный дипломный проект, которому предалась та девочка в толстых очках, поившая невидимым чаем кукольный отряд.

Родители предопределили карьеру Мии за нее. Никаких вопросов о том, что ей нравится, или кем бы она хотела быть. Ребенку, рожденному в семье потомственных юристов, не из чего выбирать, он обязан идти по стопам предков. Но, как говорят, нашла коса на камень. И даже в столь интеллигентном роду с правильными понятиями о жизни и строгими убеждениями появился бунтарь, разрушающий многолетнюю безупречность фамилии. Неизвестно, каким образом Мии удалось вырваться из зацикленной петли, ведь ни ее брат, ни двоюродные братья и сестры не восстали против устоявшегося порядка, хотя юриспруденция была далеко не их мечтами. Наверное, здесь сработала та характерная особенность, что закладывается на генном уровне, и которую изучала Мия в рамках своей научной концепции. Мы не рождаемся пустышками, подобно бездушным куклам, мы уже в утробе снабжены работающим мозгом, а значит, и думать сами начинаем еще до того, как научимся осознавать происходящее в мире вокруг. Система ценностей и мировоззрения, что закладывают нам в мозг в раннем детстве, разумеется, формирует в нас ту личность, которой мы останемся до конца своих дней. Но если не брать в расчет то, что нам дано изначально, можно очень сильно ошибиться в этих ценностях. Видимо, Мия получила ген бунтаря, который доминировал над геном повиновения, и тем самым предопределил ее выбор профессии.