Тамерлан. Потрясатель вселенной - Гарольд Лэмб

Получив отплату той же монетой, племена джете покинули приграничные равнины и двинулись на север к своей крепости, Алмалыку. Тимур пока что не следовал туда за ними. Под его властью между рекой Сыр и Индией складывался новый порядок вещей, своевольные татары получили совершенно новое понятие о дисциплине, двое его военачальников были посланы покарать несколько племен джете; найдя их пастбища пустыми, военачальники, естественно, повернули обратно, так как сочли свою задачу выполненной.

Когда они переправлялись через Сыр, веселые в предвкушении отдыха и пиршеств, им повстречался конный тумен примерно той же численности, державший путь на север. Возвращавшиеся спросили, куда он направляется.

— Воистину, — ответили им, — искать те орды джете, которых вы не нашли.

Военачальники сперва возмутились, потом задумались. И вместо того чтобы возвращаться к Тимуру, пошли обратно со вторым туменом. Год спустя эти объединенные силы появились в Самарканде, проведя зиму в горах. Но они пригнали скот джете, доложили о количестве убитых врагов и разоренных деревень. Тимур всех похвалил и наградил одинаково, не упомянув о первой неудачной попытке двух военачальников. В противном случае она сочли бы себя опозоренными, ушли бы вместе со своими людьми и начали бы кровную вражду.

Другие вожди племен, обидясь или сочтя себя независимыми, уходили в свои крепости, но через месяц под их стенами появлялись войска Тимура. Вождей возвращали обратно, они представали перед Тимуром — и получали дары. Бежавшего от битвы бека разыскивали, лишали оружия, сажали на вьючное седло осла лицом к хвосту. И в течение нескольких дней бек разъезжал в таком виде по улицам Самарканда, слыша смех и язвительные замечания.

Владетель Хутталяна Кейхосру, перс знатного происхождения, покинул Тимура перед лицом врага в ливийской пустыне. Воинственные татары ринулись в бой — там-то и погиб Илчи-багатур, переплывая реку на коне вслед за Шейх-Али и Хитаи-багатуром, — и одержали победу. А Кейхосру выследили, привели на суд правоведов и военачальников и без промедления предали смерти.

— Нашему эмиру лучше всего повиноваться, — уверяли новых вассалов те, кто уже служил Тимуру. — Кто говорит иное, тот лжет.

Среди новичков были джете, нашедшие сопротивление бессмысленным — Байан, сын Бикиджука, помнивший, что человек, ставший эмиром, сохранил жизнь его отцу, и Хатаи-багатур, Доблестный Китаец, угрюмый и вспыльчивый вождь племени, носивший одеяние из конской шкуры со спадающей на плечи гривой. Он любопытным образом завязал крепкую дружбу со столь же вспыльчивым Шейх-Али.

Они вдвоем командовали туменом, искавшим джете, лагерь которых в конце концов был обнаружен за небольшой речкой. Багатуры остановились на берегу и несколько дней спустя сели за обсуждение того, что нужно делать. Хитаи был за осторожность и объяснял различные способы переправиться через реку, не вступая в столкновение со всадниками джете.

Шейх-Али, очевидно, не имевший собственного плана, молча слушал. Но Хитаи принял его молчание за неодобрение, возможно даже за подозрительность — поскольку был монгольской крови.

— Что у тебя на уме? — спросил он напрямик.

— Клянусь Аллахом, — беспечно ответил Шейх-Аяи, — думаю, ничего иного и ждать нельзя от монгола.

К лицу степного воина прилила кровь, он подскочил.

— Смотри, — угрюмо сказал он, — увидишь, как монгол ведет себя.

Шейх-Али приподнялся на локте, чтобы смотреть, а Хитаи потребовал коня и, не седлая его, поскакал через речку. Въехал в ряды изумленных джете и зарубил двух первых попавшихся. Потом несколько всадников окружило его.

Любопытство Шейх-Али сменилось изумлением. Он подскочил и крикнул слугам, чтобы подали коня. Вскочив в седло, переправился через речку. С саблей в руке бросился на кружащих всадников и в конце концов пробился к Хитаи.

— С ума сошел! — крикнул он ему. — Возвращайся!

— Нет — возвращайся сам!

Пробормотав: «Ну нет уж», Шейх-Али занял место рядом с другим багатуром, и джете сомкнулись вокруг них, но поспешившие за ними воины отбили обоих и привели обратно. С успокоенным битвой духом они сели и стали продолжать разговор в полном согласии.

Задачей Тимура было обуздывать таких людей и вести за собой. Для этого требовались мудрость и несгибаемая воля. О нем одобрительно говорили: «Он справедливо судит и щедро награждает». И с любопытством ждали, как он примет послов, отправленных приветствовать его — и шпионить за ним — соседями по другую сторону пустыни.

Эти соседи были могущественными и часто совершали грабительские набеги на татар в годы анархии. Один из них, Суфи Хорезмский, владетель Хивы, Ургенча и Аральского моря, был джелаиром и поддерживал дружбу с ханами джете. Но Тимура он помнил только скитальцем, сражавшимся за собственную жизнь с туркменами в красных песках. Город Ургенч в низовьях Аму был процветающим центром торговли, стены его были высоки, и Суфи не был лишен гордости.

Он отправил богатые подарки, Тимур передал послу еще более щедрые дары и предложил, чтобы Хан-Заде, прославленная красотой дочь Суфи, была отдана в жены Джехангиру. Как ни дружественно выглядело это предложение, оно означало, что Тимур решил видеть в Суфи своего подданого, что Тимур решил претендовать на привилегии хана джете и прежние границы ханства.

— Я покорил Хорезм саблей, — ответил Суфи, — и только саблей можно отнять его у меня.

Тимур хотел сразу же выступить в пустыню, но один ревностный мусульманин попросил самаркандского правителя повременить, дать ему возможность убедить Суфи прийти к согласию с татарами. Этого эмиссара духовенства Суфи бросил в зиндан, и Тимура больше ничто не сдерживало.

Он собрал под знамя своих эмиров и пошел дорогами своих прежних скитаний. Был покинут Кейхосру и штурмовал Хиву безо всяких осадных приспособлений. Его воины забросали сухой ров хворостом и взбирались по лестницам.

Шейх-Али, повествует хроника, первым ухватился за верх крепостной стены, но взбиравшийся следом бек из зависти схватил его за лодыжку и сбросил в ров — сам взобрался на стену и отражал от нее хивинцев, пока сотоварищи не подоспели к нему. Под этим бешеным натиском Хива пала, и Тимур пошел на Ургенч, где укрылся Суфи. Здесь требовались осадные машины и катапульты. Пока их строили, гонец привез Тимуру послание от Суфи.

«Зачем губить множество наших людей? Давай встретимся лицом к лицу и сами решим свой спор. Пусть победителем будет тот, кто обагрит клинок кровью другого».

Гонец Суфи назвал и место поединка — площадку перед одними из ворот города.

Услышав это, все военачальники Тимура тут же запротестовали. Байан, сын Бикиджука, воскликнул:

— Повелитель, теперь наш долг сражаться; твое место под балдахином на троне, и тебе не к лицу покидать его.